– Вы разбудили во мне такой интерес, что я не могу говорить сейчас про платья, – ответила ему миссис Фёрт.

– Неужели Вы не слышали? – спросил с усмешкой продавец. – Сегодня пятнадцатое мая, а значит, что уже полтора месяца как в Белфасте строится Титаник! Вы слышали, что его сделают еще длиннее и роскошнее чем Олимпик?

– Ах, – женщина усмехнулась, – если Вы об этом, то мой муж только об этом и говорит с мужем моей кузины. Они с такими серьезными лицами садятся на диван, что ощущение, словно они обсуждают надвигающийся конец света. Что Вы говорили про платье?

Продавец был явно разочарован и продолжал обслуживать клиентов, не смотря на их предвзятое отношение к строящемуся короблю.

Помимо всего прочего миссис Фёрт даже позволила себе купить для дочери духи. И теперь Роуз в новом образе мало отличалась от прекрасных дам Лондона.

В доме была тишина. Роузмари была в своём новом платье цвета топленого молока и стояла у окна в своей комнате. За ее окном, небольшим, с белыми кружевными занавесками шумел будничный Лондон. За несколько дней присутствия в столице, Роуз заметила, как быстро и резко сократилось количество экипажей с лошадьми. По дорогам шли автомобили. Люди оборачивались на них, обсуждали их и поражались тому, что лошади больше не нужны.

Вдруг внизу заиграла музыка, и Роузмари решила спуститься в гостиную. Там перед отцом хвастался мистер Фергюсон, показывая граммофон.

– Смотри, какое прекрасное новое приобретение! – говорил он. – Музыка теперь в нашем доме будет всегда.

– Я видел, ты ещё что-то припас, – проговорил мистер Фёрт.

– Конечно, ещё кое-что есть! – мужчина сдерживал довольный смех, запуская руку во внутренний карман. – Это! Лампочка! Лондон активно будет освещаться с помощью электричества! Долой газовые лампы. Отличная новость, правда, Эбенейзер!

– Я видел, здания некоторые уже подключены к сети электроснабжения.

– Да, мы на очереди.

Лампочка. Роуз замерла в дверях комнаты, разглядывая прозрачную стеклянную грушу. Внутри неё были странные медные волоски.

Она бы так и стояла, но ее позвала мать. Женщины в это время сидели дальше в комнате. Миссис Фергюсон читала какой-то роман. На самом кончике ее носа были маленькие очки. Мисс Фёрт взялась за шитьё, а саму Роуз попросили сыграть что-нибудь ненавязчивое.

Сев за фортепиано, Роуз вспомнила, что знает только две арии, поэтому решила импровизировать. Смешивая мелодии, которые она когда-то изучала, она пыталась играть, как и попросила матушка, что-то не навязчивое. Через какое-то время она заметила, что все внимательно её слушают. За время её игры в комнату успел войти Эдвард и расположиться на диване.

– Милая, что ты играешь? – спросила миссис Фергюсон.

– Не знаю, что-то из моей головы, – ответила Роузмари, не обращая внимания на взгляды.

Миссис Фёрт уже начала краснеть и собиралась что-то сказать, как ее перебил ее муж.

– Роузмари, так в тебе живет непревзойденный композитор, – проговорил он.

– Что за глупости? – спросила его жена. – Женщина композитор? Созидать музыку способны только мужчины, женщины же должны только уметь правильно сыграть то, что до них написал настоящий композитор.

– Простите, матушка, что позволила себе полет фантазии, – ответила Роуз.

– Фантазии? Фантазии, это последнее, что ты должна себе позволять. Где твоя вышивка? Я требую, чтобы ты сейчас же села вышивать.

Роузмари послушалась. Она села на диван не далеко от Эдварда и стала вышивать, надеясь, что юноша не начнёт разговора, но он заговорил.

– Мне мелодия Вашего сочинения очень понравилась.

– Спасибо, – ответила девушка.

– Вы из-за чего-то явно обижены на меня, – мистер Фергюсон говорил тихо.