Максиму на момент нашей встречи было 37 лет – роковой по российским меркам возраст. К этому времени он уже успел жениться и развестись, родить ребенка (если подобное выражение может быть применено в отношении представителя «сильного пола»), но наиболее существенные достижения Максима лежали в плоскости профессиональной деятельности. На заре появления в России Интернета он окунулся в эту деятельность с головой, создал свою фирму, которая занималась обеспечением этого «спрута» и быстро завоевала свою нишу на рынке. Посредством своего бизнеса Максим на свое же несчастье заработал достаточное количество денег, чтобы не думать о хлебе насущном, и начал думать бог знает о чем.
В какой-то момент Максим задался вопросом: зачем он живет, какой смысл его жизни? К решению этого вопроса, как и ко всем подобным проектам в своей жизни, он подошел с исключительной серьезностью: накупил книг по философии и психологии, стал ходить на разнообразные курсы, заниматься по различным «системам» – йогой, парапсихологией, голоданием и т. д. Количество свалившейся на него информации было огромным, авторы книг и методов обещали ему «просветление», «познание смысла бытия» и т. п. В голове Максима воцарился настоящий хаос, ему стало казаться, что «просветление» где-то рядом, надо только «ухитриться ощутить это».
Тем временем его бизнес стал приходить в упадок. Это было связано и с «субъективными», и с «объективными» факторами. С одной стороны, он сам отошел от дел, его флирт с работой закончился. С другой стороны, на рынке изменилась конъюнктура, надо было приспосабливаться, менять тактику; но, не «флиртуя» со своей работой, быть эффективным управленцем невозможно. И чем менее успешным был бизнес Максима, тем с большей настойчивостью он пытался проникнуть в мир «непознаваемого». Казалось, он нашел смысл жизни – ему надлежало «познать истину» и приобщиться к сонму «святых». С точки зрения буддизма, в этом нет ничего богохульного, даже напротив; однако стратегию своего личностного роста Максим избрал «прозападную», а никак не восточную: «пришел, увидел, победил». Так буддийское «просветление» днем с огнем не найдешь.
Что же на личном фронте? Женщина, с которой он сошелся во время строительства своего бизнеса, теперь перестала его интересовать. Их дороги разошлись, и хотя Марина (ее звали Мариной) из кожи вон вылезала, чтобы вернуть Максима в прежнюю колею – и личную, и профессиональную, – результативность ее потуг была минимальной. Максим тем временем познакомился с другой девушкой, которая была значительно моложе его и с юношеским простодушием слушала излагаемые им «теории». Близость их была очень условной, и хотя они жили как муж и жена, понимание на деле было лишь поверхностным. Ей было интересно, а он искал «единомышленника», «соратника», чего эта юная особа, воспитанная в другой жизни (как и все те, кто взрослел вместе с «перестройкой»), конечно, дать ему не могла.
В результате Максим превратился в настоящую «философскую развалину», свалку теорий и мировоззрений, являя собой пример человека, который знает «что», «где» и «как», но не знает «зачем». И действительно, ради чего он предпринимал все эти свои поиски? Зачем он осваивал эти теории, мировоззренческие системы, техники и практики? Именно на этот вопрос Максим и не мог мне ответить. Он пытался отвечать, но его ответы выглядели странными и нелепыми. Он говорил, что хочет «обрести покой», «узнать истину», «стать просветленным». И я снова спрашивал его: «Зачем?» «Ну как... – терялся Максим, – чтобы было».
«Но что ты будешь делать со своей просветленностью? Зачем она тебе нужна?» – повторял я из раза в раз, стараясь продемонстрировать ему одну простейшую вещь. Какую? На самом деле таким странным образом Максим искал возможность почувствовать себя счастливым, ему хотелось, чтобы то, чем он занимался, приносило ему удовольствие, чтобы люди, с которыми он общался, были близки ему, дорожили им, чтобы, наконец, он мог любить их. При этом все его действия, все, что он делал, не приближало его к искомому, а, напротив, лишь удаляло от этого. Любое занятие, в свете его мировоззрения, казалось Максиму бессмысленным и неинтересным, отношения с другими людьми не складывались, поскольку вместо подлинной заинтересованности в них он требовал от них понимания некой «истины», которую сам он искал и найти не мог.