Саша обернулся и увидел на стене за спиной огромную тень с волчьей пастью. Впереди был глухой забор, и Саша скользнул в темноту старого складского ангара. Споткнулся о брошенные на полу поддоны, вскочил и побежал дальше. Пока не уткнулся в тупик.

Дверь была заварена. Слева и справа вырастали складские ярусы с хламом, который не стали перевозить на новое место. Сквозь разбитые окна под потолком в ангар вползал лунный свет.

– Мы ведь могли работать вместе, – сказал Сумеречьев, выходя из темноты. – Горы бы свернули с такой силой. Ты хоть понимаешь, что променял вечную жизнь на какую-то жалкую месть?

– Да пошел ты.

Саша был загнан в угол, но испытывал лишь гнев. Колдун приближался, а с ним и его чудовищная тень.

– Вот сдохла бы твоя сестричка пораньше, сам бы ко мне прибежал.

Сумеречьев сделал еще пару шагов и застыл на месте. Опустил голову к скрытому темнотой полу прямо перед собой и быстро обернулся:

– Кто?..

Тишину прорезали негромкие хлопки, по лицу колдуна размазались шарики с краской. Сумеречьева отбросило назад, он шагнул на темный участок пола и словно увяз там.

– Ты убит, слепошарый, – сказал Виталик, выходя из темноты и держа маркер наготове.

Где-то наверху загоготал Допинг. Спустя секунду вспыхнул яркий электрический свет, озаряя внутренности ангара.

Саша, убирая в карман баллончик, которым только что оставил на граффити финальный штрих, увидел испуг на лице Сумеречьева и улыбнулся:

– А как тебе такой фокус?

Пол, стены, балки, металлоконструкции – все стало частью вращающейся спирали. В одиночку такую работу Саша бы ни за что не осилил. В спирали виднелись ярко-цветные, вырвиглазные куски; были и по-настоящему безумные, кривые и неправильные до абсурдности – словно того, кто красил, ненадолго выпустили из сумасшедшего дома. Сумеречьев стоял в гигантском портале, провалившись в него по щиколотку. Вокруг кишел жизнью потусторонний мрак. А сверху заливался хохотом Допинг, будто ничего веселее в жизни не видел.

Колдун вытащил из кармана коробок спичек, но сверху спустилась черная паутина и оплела руку. Такие же отростки обвили тень Сумеречьева, сдавили ее, скомкали.

Колдун закричал.

Саша отошел от портала и встал рядом с Виталиком, который кивнул и положил руку ему на плечо. По щекам текли слезы. Саша вытер их ладонью и увидел, что они черные.

Ноги Сумеречьева подломились: что-то тянуло его с той стороны. Рядом с колдуном метались тени привязанных к нему людей. Саша протянул руку, перехватил черные ниточки и дернул. Сумерьечев зашелся истошным криком, словно его пытали. Теперь уже за Сашиной спиной стояла целая армия.

Колдун повернулся к нему, прошептал что-то. Лицо было искажено от ужаса.

– Это. За. Родителей, – сказал Саша.

Спираль запульсировала, вокруг зашуршало, зашелестело, и Сумеречьева накрыла многолапая, многоголовая, многоликая тьма.

День выдался на редкость приятным. Солнце напекало голову, заливало пустырь ярким светом и играло бликами в окнах Общаги. Ветер едва ощущался.

Саша шагал вперед, а следом за ним шли тени.

Он понимал, что как минимум в одном колдун оказался прав: обычный мир не для него. За считаные недели все изменилось. Саша будто провалился в очень глубокий колодец, в самое сердце тьмы, а вся его предыдущая жизнь осталась там, наверху. И теперь он мог видеть только ее смутные очертания в маленьком и недостижимом пятне света над головой.

Перед глазами встали слезы сестренки. Когда он возвратил ей тень и сообщил, что должен уйти, она горько разрыдалась.

– Я же не насовсем прощаюсь, дуреха, – сказал он терпеливо, – буду вас навещать.