С их фабрики одна… У неё ножки, фигура. У других ничего и презирают. Не бухгалтер, – женщина древней профессии. Болтает о том, за что ей платят баксами. На их вечеринке для неё супермен, для Али – с горбиком. «Тебе надо требования снизить», – рекомендует сбегающей Решетниковой.

На планете убивают молодых. Балканы. Чечня. По телевизору то и дело: красивый и… мёртвый. Не умертвляли бы они друг друга, и у неё был бы красивый. Требования те же. Объявления в газете: «привлекательная внешность, рост сто восемьдесят два». Нужна она такому, у кого сто восемьдесят два!

На улице Аля в очках для слепых, которые уже не наденет мать. Так удобнее таращиться.

Она с работы, в дверь звонят.

– Кто?

– Сосед.

На площадке двое. Их-то и не увидеть детально. «Добрый день» и – в лифт. А в лифте никто не глазеет. Один как-то наведался: нет слов! И опять у него телефон не работает?!

В щель вбивается кроссовка:

– Ты одна, тётка?

Она одета немодно, что добавляет лет.

Перехватив поперек туловища, он проволок её квартирой, заглянув в шкафы.

– Документы!

Она предъявляет паспорт.

– Никого не впускать, убью. – В правой руке пистолет, левая согнута в локте, будто брали из вены кровь.

Вновь, и методично обойдя квартиру и выглянув в окно, пытается над ванной стащить куртку. Рукав немного узок. Она помогает. И рубаху сняли. На бицепсе надорвана мышца. Промыв рану, она мажет йодом, бинт плотно. Он бледнеет от боли. На брюках крови нет, на майке никаких пятен.

Такая травма от огнестрельного. Ей это известно от отца, от брата.

Сумку он берёт на диван. Ремень ручки намотал на здоровую руку.

Накрыв его пледом, она обратно в ванную. Куртку – под кран. Холодная вода розовеет от крови. И рубаху… На бледных губах Решетниковой улыбка.