И всё-таки переигрывает. Но, надо признать, не критично и не глупо. Не пытается кривляться. Просто чуть-чуть перегибает палку, немного уходит в сторону Бродвея, где, чтобы зрители поняли мысль, её надо с нажимом и паузами сообщить со сцены.

– Вам вдруг станет ясно, что время побед прошло, или придётся довольствоваться победами столь жалкими, что в сравнении с прошлым они вам будут казаться горше поражений, – Барри встал со стула, обошёл его и опёрся о спинку. – Каждый уходящий месяц приближает вас к этому тяжкому будущему. Вы будете страдать ужасно… – он вдруг рассмеялся ни с того, ни с сего. Покачал головой и повторил: – Ужасно, мистер Грей, – и подмигнул Александру. Манерно раскланялся и, не дав Мари даже остановить съёмочный процесс, направился к выходу.

– Мистер Барри! – окликнула его одна из ассистенток. – Мистер Барри! – но он просто ушёл.

Александр откинулся на спинку стула и спросил в пустоту:

– Что это было?

– Псих, – уверенно ответил Мэтт. – Всё, давайте четвёртого, заканчиваем. Быстро, быстро!

К своему стыду, Александр почти не слушал последнее выступление, а потом попросил Мари найти ему видеовизитку этого Барри. Хотелось понять, как он мог его не запомнить, а голос, произносящий: «Ужасно, мистер Грей», – звучал в ушах.

Себ выдохнул, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок.

Выстрел вышел громким, но не для Сохо. Внизу закричали, но у входа в соседний клуб даже не обернулись – там играла музыка и шла какая-то тусовка.

Избегая мелькания перед окном, Себ опустил раму и задёрнул шторы. Вынул магазин, снял сошки, ложе и приклад, чтобы убрать винтовку в футляр.

Это задание было необычным и сильно напоминало Бирмингем – снять цель по заказу. Была папка с фотографиями, распорядок дня, наиболее подходящие локации. Первый раз это далось очень тяжело. Сложно было убедить себя в том, что это не убийство.

Когда перед глазами свои и чужие, решение приходит само собой. Это просто война: в Афганистане, в Африке или здесь, в Лондоне – без разницы. Всегда есть командование, которое указало на врага, есть операция, и есть он – снайпер в засаде. И руки у него не дрожат.

Когда вот так дают папку с фотографией цели, это уже не защита своих, а охота. К обычной охоте Себ испытывал стойкое отвращение, участвовал в ней всего несколько раз в жизни, а единственную в своей жизни утку убил тогда, когда точно знал, что съест её – и съел.

А тут охота на человека.

Впрочем, подумалось Себу, такое было и на войне. Однажды в Ираке он охотился за вражеским снайпером. Долго, тяжело, каждую секунду ожидая пулю в череп от добычи, которая могла опередить охотника, но всё-таки охотился. Выслеживал, поджидал и наконец совершил удачный выстрел.

Себ помнил, что тогда почувствовал странную пустоту, словно переступил через какой-то моральный запрет. Его жертва оказалась слишком близко: он разглядел другого снайпера куда чётче, чем позволял оптический прицел, на какую-то долю секунды ощутил, что он ничем от него самого не отличается. А потом нажал на спусковой крючок.

Вернувшись на базу и лёжа ночью без сна в липкой душной жаре, Себ много чего передумал. Похожая бессонная ночь застала его почти год назад, в Лондоне, в грязной комнатушке, когда он подписал контракт с «МорВорлд». И снова – совсем недавно, после Бирмингема.

Этой ночью, кажется, бессонница ему не грозила. Складывая винтовку, Себ не ощущал ничего, кроме привычной удовлетворённости от хорошо выполненного задания. Он уже собирался уходить, как щёлкнул запертый замок. Себ подобрался, но понял, что ни сбежать, ни спрятаться не успеет. Однако это было и не нужно – в номер отеля на час, который служил Себу лёжкой, вошёл Джим Фоули. Закрыв за собой дверь, он щёлкнул выключателем, сразу ослепляя слишком ярким светом.