– Ты, булатный нож, в огне закаленный, водой окроплённый. Чтобы внучки дети Божии были здоровы, чтобы легкие ихнии расправлялись, чтобы все болести миновались, пресеки их, разруби их, отчеркни их, отрежь от внучек детей Божих, их. Как с гуся вода, так с ребенков маих худоба.

Отложив в сторону нож, стальной, она не скрывая голоса встав посреди комнаты, стала говорить на всё туже крынку с молоком:

– Аз, внучки Сварожьи да Макоши матери, хочу просить за них, быть им похожею на сестриц Радуниц. От первой сестрицы беру люботу! От второй – красоту! От третьей – густой волос, от четвертой – звонкий голос, от пятой – руки нежные, от шестой – зубы белоснежные, от седьмой – ресницы черные, от восьмой – брови тонки, от девятой – очи жгучие, от десятой – нос востер, от одиннадцатой – алые уста, а как двенадцатая, станут сами! Гой!

Девочки что уже проснулись, смотрели с восторгом на действия бабки Фёклы, и с воплями слезая с печки, подскочили к ней с расспросами:

– А чего это ты баба Фёкла делала?

На правах старшей спросила Лада, её перебив и не дождавшись ответа от старухи, скороговоркой спросила и Любаша:

– А чего мама стоит в дверях и не проходит?

Фёкла Гавриловна протягивая девчонкам крынку с парным и наговорённым молоком, только и сказала:

– Пейте внучки, молоко оно полезное. Надобно бы было конечно на водицу проточную наговорить, да дюже кашель бьёт вас. А мама ваша просто учится у меня, потому и замерла.

И потом, уже обращаясь к маме Ире, сказала:

– Не пугайся дочка, это к добру да для поправки детишек. Иди, буди мужа, чай по нему работа соскучилась, а я пока на стол соберу. Времени мало, ещё надо обрядиться в наряд бабок наших.

Ира, пройдя в комнату и разбудив сладко спавшего мужа, отправила его умываться на улицу, а сама, прибрав постель, поспешила в горницу, помогать накрывать на стол нехитрый завтрак, состоящий из той же картошки, да молока с зеленью. Вернувшийся папа Слава, покряхтывая от прохладной воды. Прогнавшей остатки ночного сна, с удовольствием потирая руки, набросился на еду, что стояла на столе, но потом остановившись, и глядя на бабу Фёклу, как бы признавая её старшинство, замер с кусочком луковичной стрелки уже надкусанной, но не доеденной. Всё поняв, старуха, проворчала:

– Ешь работник, ешь. Работа она хозяина любит. Ты пока чрево картошкой уминать будешь, я тебе вот что скажу. Сегодня у тебя урок таков будет. Сейчас наперво натаскаешь воды, потом в сарайке возьмёшь литовочку востру косу, да и отправишься к Михею. Попросишь его дать подводу с лошадёнкой, и показать дорогу к лугам заливным. Он, не удержится и увяжется с тобой. Так на двоих и накосите лужок, и привезёте сюды. Неча заречным парням платить, когда свой хозяин рукастый появился. Точилово для косы, возьмешь там же в сарайке. А мы пока тебе узелок с краюхой, да с солью и лучком соберём. Жбанчик с кваском тоже будет к месту. Так что набирайся сил сынок. У тебя восемь работ впереди. Не спрашивай, что и почём, просто поверь мне старухе так надоть и всё. Ежлив где убудет, туда надо восполнить. А тебе мужчине много знать не положено.

Девчонки, опорожнив кувшин с молоком, взяв по ломтю чёрного хлеба, уселись возле печки, весело болтая ногами. Ирина ела молча, боясь поднять глаза, в которых плескалось недоумение, но им она не хотела оскорблять хозяйку, понимая, что если не понимаешь, то это ещё не повод сомневаться в правильности происходящего. Слава, поев, вышел во двор, и подхватив вёдра устремился к речке, за водой проточной, а уж потом натаскав в кадушки воды, удалился в сарайку, где и найдя всё перечисленной, приготовился к трудовым свершениям. Баба Фёкла, сделав обещанное, выставила всё на крыльцо, и уже не показавшись, заперла за собой дверь.