Студентка осталась невыгулянной и нецелованной, Поручик вышел в Каролино-Бугасе, с сожалением посмотрел вслед уходящей электричке, в которой уезжала блондинка, с недоумением смотревшая в окно, и пошел к себе на дачу. Здесь, в Каролино-Бугасе, на дачах и обрывистых берегах бесконечных бессарабских пляжей все начиналось. Впрочем, нет. Началось все значительно раньше и не здесь. Но здесь впервые все сложилось, все фигурки легли в свои трафареты так, что спустя три года в сложившемся порядке, через политические споры и разногласия, через поиск себя и своей роли в жизни государства Украина, добрались до гражданской войны на Донбассе, вспыхнувшей в начале мая 2014 года.

***

В мирных и, как позже стало понятно, благополучных нулевых в Каролино-Бугасе проходила школа журналистики «А5». Чистой воды стартап – молодежная, студенческая движуха, родившаяся, как проба пера и проба сил. «А5» было общим брендом сети студенческих газет, объединенных только общим брендом «А5». Газета под названием «А5» могла существовать в любом вузе страны, иногда в одном вузе могло быть несколько «А5». Единственным требованием было выходить в формате А5. Тематика, как и финансирование газеты, оставлялись на откуп редакции. Вы могли писать как угодно, о чем угодно, при этом чувствуя принадлежность к общему движению студенческих газет. Поэтому газеты «А5» возникали там, где собиралась группа инициативных студентов, которым нетерпелось. Не побороться с мировым злом и не обязательно попробовать себя в журналистике. Просто нетерпелось как-то проявить себя.

«А5» была зарегистрирована в Палате по контролю за печатью и на сотрудников любой «А5» распространялись права и свободы журналистов, то есть чиновники, менты и депутаты обязаны были отвечать на их вопросы и запросы, и не могли игнорировать.

Газеты «А5» возникали и исчезали каждый божий день, но раз в год автор бренда, талантливый одесский еврей Сергей Лекотт, организовывал в Одессе «Школу журналистики «А5». Участие было платным. На эти деньги Сергей арендовал базу отдыха. Иногда с домиками, иногда с палатками. Приглашал медиатренеров – опытных журналистов, не пренебрегающих общением с молодежью. Занятия проходили в летних кинотеатрах, в коридорах, на скамейках. Это была прекрасная тусовка единомышленников. Медиатренеры не капризничали. Они проводили занятия днем, а иногда и ночью. Спали, где придется – кто в комнате, а кто в машине, кто под кустом, а кто и на пляже. В воздухе висела атмосфера лета, любви и свободы.

В число приглашенных медиатренеров попал и Поручик, распрощавшийся с силовыми структурами в тягостном недоумении, но не распрощавшийся с желанием изменить мир.

– Сколько не выступаю перед аудиторией, все равно нервничаю, – рассказывал Ермаков, – казалось бы, материалом владею, с аудиторией контакт быстро нахожу, но все равно что-то грызет, что-то беспокоит, особенно когда готовишься.

Организаторы и преподаватели «А5» сидели на тенистой веранде дачного домика. В стеклянных рюмках, которые принес, презиравший плебейские пластиковые стаканчики, Ермаков, плескался желтый вермут. Дело шло к полудню. Одесская жара не располагала к труду. На соседних дачах проходил фестиваль «Арт-мьюзик» и студентки «А5» отпросились готовить репортаж и брать интервью. Их с удовольствием отпустили, а теперь ленились и пили в тени винограда, предаваясь легкой неге и тонкому эротизму.

Настя в невесомом сарафане сидела на коленях у Тихомирова. Он время от времени тянулся к столу то за рюмкой, то за оливкой, то за кусочком сыра, и мимолетно целовал ее румяное гладкое плечико, проводил пальцем по спинке или прикасался носом к розовому ушку. Настя не ломалась, не хихикала глупо, не делала вид, словно это недопустимо. Она принимала тихомировские ласки так же, как дуновение легкого ветерка с моря, как жаркую полуденную истому, естественным порядком вещей.