Богдану тоже было не по себе, но он вместе с Тускулом несколько раз спускался к реке и там вынимал косточки из ран. Затем они промывали их водой и давали немного подсохнуть. Изобилие трав и растений в этой части леса было очень кстати. Повсюду виднелись высокие стебли тысячелистника с чашеобразными веточками. Цветы в этом месте были жёлтые. Чем-то эти растения напоминали маленькие сосны – такие же тонкие стебли без веток, большая крона вверху, только цветов у сосен не было. Ещё Богдан протирал раны соком полыни. Но не самой травы, а её корня. Так учила мама, когда он однажды в детстве порезал ногу на озере.

Шаман, кстати, знал об этих травах. Но у него были ещё свои рецепты, о которых он не хотел рассказывать. Дзэтаю приходилось следить за ранами других. В этом году воспаление было у большого количества юношей. Богдан понимал, что это – результат попавшей в кровь грязи, и втайне, когда рядом не было шамана, помогал ребятам, вынимая кости из-под кожи и выдавливая сукровицу с гноем из ран до появления крови. Он протирал их тем же самым корнем полыни, что и себе, а потом подкладывал листья тысячелистника. Как ни странно, шаман либо не замечал этого, либо был не против. К счастью, в этом году никто не умер. Говорили, что обычно один или два человека умирали, но для туматов это считалось честью.

Несколько дней прошли в томительном ожидании. Было больно, нудно и скучно. Никто ничего не делал. Когда юноши смогли идти, вождь приказал возвращаться. Пора было готовиться к празднику охоты и поиску жён, как говорили старшие воины. Однако в стойбище их ждали ужасные новости. Произошедшее потрясло даже взрослых туматов своей беспощадной суровостью.

У самых первых гэров стало ясно, что случилось что-то плохое. Где-то вдали слышались причитания женщин. Охотники поспешили туда и увидели страшную картину: на земле лежали два завёрнутых в ткань тела. Старейшины готовили костры. Значит, умерли два человека. Это были две беременные женщины. Обе скоро должны были рожать и ходили перед этим к Гризе, жене шамана. Их родственницы громко плакали, другие стенали, старейшины угрюмо молчали – всё случилось накануне вечером, буквально перед самым возвращением охотников.

Богдану показалось подозрительным, что у беременных была температура, они были горячими, как говорили плачущие родственники, жалуясь шаману и вождю. Ночью несчастные начали общаться с духами, их речь стала бессвязной, они потели, тяжело дышали и смотрели безумными глазами в пустоту. Всё это было похоже на заражение какой-то инфекцией, но больше в племени никто не заболел, хотя вокруг двух беременных постоянно находилось много людей.

– Мы не можем проводить праздник до следующего полнолуния, – сказал вождь, обращаясь к старейшинам.

– Сколько охотников вернулось? – прокряхтел кто-то из седовласых стариков. Он задавал этот вопрос не просто так.

– Все.

– О-о… – с удивлением и тайным пониманием выдохнули старейшины. Для них всё стало ясно. – Духи леса взяли их жизни. Они ушли вместо них, – со знающим видом заключил самый главный из них, Тоэхай.  Вождь повернулся к шаману.

– Надо готовиться к обряду очищения. Иди, собери всё что нужно, и приходи к моему гэру.

– Духи леса не взяли охотников. В этом году никто не умер. Они взяли души женщин и детей, – трагично произнёс Дзэтай. Баргуджин ничего не ответил. Словами здесь было не помочь. Он оставил охотников и родственников горевать у тел, и направился к своему жилищу. Шаман медленно побрёл в сопровождении сына и чужака к спуску. Теперь Дзэтаю предстояло провести два дня в гэрах этих женщин, сжигая в костре горькие травы. Ещё он должен был просить духов леса не забирать жизни других соплеменников.