Когда все тридцать человек признали своё поражение, наступила небольшая пауза. Вождь думал, как начать разговор со старейшинами, чтобы не обидеть охотников. Но его опередил всё тот же Тоэхай.

– Чужак выполнил условие. Но как же он будет учить туматов, если он не охотник? – озадаченно спросил старик.

– Мы не нарушим закон племени, – громко произнёс Баргуджин и снова повернулся к шаману. – Дзэтай, скажи, когда духи разрешают провести обряд посвящения и праздник охоты?

– Через день, – не задумываясь, ответил тот, довольно улыбаясь. Всё прошло как нельзя лучше, вождь общался с ним на равных, в племени больше не смотрели на него косо, как раньше, и теперь можно было немного расслабиться.

– Тогда пусть чужак будет там! Духи племени не будут против. Если он пройдёт все испытания, тогда он станет одним из нас. Так, Тоэхай?

– Да, так.

– Шаман, готовься к обряду! – сурово произнёс вождь.

– Шаман, готовься к празднику осени! – сурово произнёс вождь. – Завтра солнце снова поднимется над лесом и опустится над высокими горами. А когда оно взойдёт следующий раз, начнётся обряд посвящения. Это – моё слово! – Баргуджин поднял кулак над головой, что означало завершение совета, и туматы радостно загудели. Обряд проходил раз в году. Во всех родах подрастали юноши, которых должны были принимать в охотники. Все они волновались, потому что оказаться в положении Тэлэка, не получившего татуировку в прошлом году, было ужасно.

Впервые участие в обряде посвящения принимали не все охотники. После долгого обсуждения со старейшинами отобрали десять человек из самых многочисленных семей и отправили их к большому глубокому озеру, чтобы они нашли то место, откуда давным-давно пришли туматы. Ещё двадцать человек ушли на смену дозорных, которые теперь должны были постоянно находиться вдоль дороги, ведущей на юг, в земли уйгуров. Но те, кто ушёл, жалели только о том, что узнают об этом дне чуть позже.

Юноши не спали всю ночь. Стойбище покинули на рассвете. К полудню добрались до большого лагеря в лесу. Здесь было много шалашей из веток, сделанных наподобие гэров, с острым верхом. Полян было несколько, между ними росли кусты и редкие деревья. На самой большой располагался гэр вождя. Ветки были покрыты широкими пластами коры и мха. По краям возвышались куски дёрна, который уже сросся и образовывал защиту от подтекания во время дождя. Охотники стали приводить пустые шалаши в порядок, затыкать дыры и собирать ветки для костров. Больше в этот день ничего не надо было делать. Всем, кроме шамана.

Дзэтай разжёг возле гэра вождя небольшой костёр и начал доставать из мешочков травы и корешки. Затем настала очередь цветной глины и красок, сделанных из листьев растений. Шаман раскрасил лицо, шею и руки, посыпал травами костёр и положил несколько корешков с края, на серые угли, чтоб они не горели, а тлели.

Когда всё было готово, «посредник между живыми и мёртвыми» откинул голову назад и завыл. Его странное песнопение прерывалось бормотанием, лаем, визгами и выкриками, но он продолжал раскачиваться из стороны в сторону, постепенно увеличивая громкость этих звуков.

Богдану сказали, что он может отдохнуть вместе с другими юношами. Охотники в это время должны были сидеть вокруг шамана и слушать его причитания. Вождь внимал призывам Дзэтая, но внутри своего большого шалаша. Там, в одиночестве, его посещали духи предков, и никто не смел мешать их общению.

За долгие годы Баргуджин привык к этому и через какое-то время обычно проваливался в полудрёму, где видел свою семью и всё чаще – отца. Иногда они разговаривали. Но совсем не об охоте и обряде посвящения. В последнее время вопросы отца всё чаще и чаще оставались без ответа, заставляя Баргуджина думать над ними больше и больше.