Доктор Геббельс, так просто был в восторге от этого военачальника: «Шёрнер – настоящий полководец. То, что он докладывает мне в деталях о своих методах поднятия морального духа, просто великолепно и свидетельствует не только о его широком политическом кругозоре. Он действует совершенно новыми, современными методами. Он не генерал за письменным столом и у военной карты; большую часть времени он проводит в боевых частях, с которыми у него установились отношения хотя и строгие, но тем не менее основанные на доверии. В частности, он взял под прицел солдат, отстающих от своих частей. К ним он относит тех солдат, которые в критической ситуации всегда стремятся отстать от войск и исчезнуть под каким-нибудь предлогом в тылу. Он довольно жестоко обходится с такими лицами, заставляет вешать их на ближайшем дереве и прикреплять щит с надписью: «Я дезертир, отказавшийся защищать германских женщин и детей».

От солдат Шёрнер удостоился прозвищ «террорист» и «имперский полевой жандарм». Кажется, это был единственный в Вермахте командир, которого после войны обвинили в военных преступлениях собственные подчиненные. На новом посту он начал с того, что сместил командующего 9-й армией Смило фон Люттвица под тем предлогом, что в день, когда была оставлена Варшава, его распоряжения были «недостаточно ясны и категоричны». Во главе армии был поставлен генерал пехоты Теодор Буссе.

Далее, расценив историю с оставлением Варшавы как откровенный саботаж, Гитлер вечером 18 января приказал арестовать и расследовать «предательскую» деятельность трех старших офицеров оперативного отдела ОКХ, отвечающих за составление донесений и приказов по Восточному фронту, в их числе начальника отдела полковника фон Бонина. После очередного бурного объяснения между фюрером, вознамерившимся «покарать Генштаб», и Гудерианом, пытавшимся отстоять своих сотрудников, генералу тоже пришлось отправиться на Принц-Альбрехтштрассе. Поэтому в самый критический момент битвы на Висле начальник Генерального штаба сухопутных войск интересно проводил время в Управлении имперской безопасности, давая показания Эрнсту Кальтенбруннеру и гестапо – Мюллеру. Гудериану удалось добиться освобождения двух офицеров, правда, их отправили на фронт командирами полков, а фон Бонина мытарили по концлагерям до конца войны. Командир 46-го танкового корпуса генерал Вальтер Фрис, кавалер Рыцарского креста с Дубовыми листьями и Мечами, за отступление от Варшавы был отстранен от командования и отдан под суд военного трибунала.

Наконец, фюрер окончательно решился «рулить» боевыми действиями самостоятельно, руководствуясь не соображениями генералов, а своими собственными «прозрениями». Отныне – никакой самодеятельности!

19 января он отдал приказ по вооруженным силам, согласно которому любой военачальник до командира дивизии включительно нес личную ответственность перед Верховным Главнокомандующим за любое передвижение своих войск, будь то наступление или отход: «Во всех перечисленных случаях надлежит докладывать заранее, с тем чтобы у меня была возможность вмешаться в принятие окончательного решения и чтобы в случае отдания мною возможного контрприказа последний мог быть своевременно доведен до сведения войск». Основной обязанностью «в условиях ведения тяжелых боевых действий» стало следить за сохранностью средств связи, и все попытки оправдать свои действия ее отсутствием или скрыть в донесениях «неприкрашенную правду» отныне влекли драконовские меры наказания. По этому поводу фельдмаршал фон Рундштедт как-то заметил, что единственные солдаты, которыми он может распоряжаться по своему усмотрению, это те, которые охраняют двери его кабинета.