Скучно. Скучно. Скучно… И страшно. Надоело. Господи, как мне это все надоело. Скорей бы уж! Чего они так долго ждут. Зачем это все? Зачем этот глупый арест? Зачем эти гои в форме? Зачем эти глупые вопросы? Зачем их некошерные блюда три раза в день. Господи, можно подумать, кому-то хочется это есть. Зачем эта камера? Эта койка? Эта бледная стена? Мирочка говорила про такой цвет – бледное, как тесто для пирогов у фрау Паулины. Мирочка, Мирочка! Как же я без тебя? Мирочка… и Абраша с Ривочкой. Абраша, мой Абраща! Что же они с тобой сделали? Как же так, как же это может быть? Ты всегда был такой веселый и так заразительной шутил про этих коммунистов. А они сказали, что ты – коммунист. Абраша, мой Абраша. Хорошо, что ты уже там с Мирочкой и Ривой. Может быть, вы пьете там кофе, если там пьют кофе. И вспоминаете бледные пироги фрау Паулины. Рива, Рива – прости, что я не хотел видеть тебя женой своего Абраши. Господи, сколько у нас было всего прекрасного! Сколько у нас было всего! Рива прости меня, что тогда, на озере, я не стал тебя слушать. Прости меня, глупого старика… Зачем нам нужны были эти ссоры? Господи, ну почему это все со мной? Скорей бы все это кончилось! Чего они ждут? Стучат в дверь. Наконец-то. Только бы не сейчас…

Выбравшись к границам своего я, я с трудом подавила рвотные позывы. Я как будто бы снова стояла в нашей кавярне за испачканным столом. И снова и снова пыталась отрицать то невообразимое, что уже никак не отменить, но принять невозможно. В сознании всплыли слова отца Павла».. помните, что зла там может и не быть, но добра там точно нет». Ты не прав, святой отец! Это чистое зло. Это хуже, чем убийство. Чем была виновата я тогда? Что плохого сделал этот старик-еврей, что его ставят перед лицом невозможного? Я тогда столкнулась с этим один раз и нашла в себе силы преодолеть, а его каждый день ломают все больше и больше, заставляя перестать хотеть быть. Я с трудом взяла себя в руки. Спокойно, – говорила я себе, – Надо успокоиться, я не в камере, им меня не сломать, я не должна показывать свою слабость.

День мне дался нелегко, приходилось следить за кучей мелочей, выполняемых в повседневной жизни автоматически – я не хотела показывать окружающим глубину своего потрясения. На плановом вечернем уроке с лииси Хээльмной я с трудом могла собраться.

– Что с тобой, Зоряна? Ну-ка сосредоточься, я обучаю тебя элементарной вещи!

– Сходи сама и посмотри, лииси!, – взорвалась я, не выдержав, – Камера №26, заключенный №14678. Удивительно умиротворяющие впечатления!

– Во-первых, мне не требуется никуда ходить, я и так вижу все в твоей памяти! Если бы ты не пыталась довольно бездарно изобразить брачную пляску самки ээнгоо, ты бы сообразила это сама, – прозвучал холодный голос Хээльмны и в ее глазах предупредительно вспыхнул изумрудный огонь, – Во-вторых, я не вижу решительно ничего такого, из-за чего следует впадать в истерику. Ты начинаешь меня разочаровывать.

– А то, что твориться в Дахау – это, нормально и хорошо? Этих людей планомерно ведут к тому, что они сами уничтожат себя. Это как самоубийство, только без бритвы и пистолета.

– Это всего лишь чойо, да еще из Игрового Мира. Вообще не родич тебе, файа! Нашла из-за чего переживать! Вопросы же смертных грехов обсуждают в Коалиции Артурианских Католиков, а не у меня! А сейчас ты повторишь урок четко и без ошибок, либо это будет последнее наше занятие!

Я сдержалась и повторила.

– А чтобы вылечить тебя от излишней впечатлительности, с завтрашнего дня, ты будешь учиться убивать Зеленым Огнем. К твоему сведению, оно уничтожает не только тело, но и душу бесследно!, – заявила Хээльмна в конце занятия.