А в начале 1924 г. резиденту генерала Врангеля в Берлине, генерал-майору фон Лампе, из надежного источника, как он считал, поступили сведения о «группе Тухачевского», организовавшей в Красной Армии «заговор против Троцкого» для осуществления «государственного переворота»[186], который не удался, поскольку его участники, включая Тухачевского, были арестованы в марте 1924 г.[187]. Я не буду детально останавливаться на этом сюжете, поскольку он подробнейшим образом уже изложен и исследован в моих предшествующих книгах[188].
А.А. Зданович, также обратившийся к исследованию этого вопроса, стремясь установить степень достоверности сведений о «заговоре Тухачевского», поступивших генералу фон Лампе, не нашел в наблюдательных материалах Особого отдела Западного фронта и в других архивных документах ФСБ данных, прямо указывающих на наличие в 1923 – 1924 гг. «заговора Тухачевского»[189]. Автор пришел к выводу, что «речь не идет… о раскрытом заговоре в войсках Западного фронта. …О каком-либо подготовленном заговоре не упоминалось на таком значимом форуме, как Второй Всероссийский съезд особых отделов» в январе 1925 г.[190]. Однако некоторые, интересные в свете рассмотрения данного вопроса сведения, ранее не привлекавшиеся мною к его исследованию, прорвались в воспоминаниях лиц, близко знавших маршала, и видных советских военачальников.
Столь определенные «наполеоновские цели», в которых Тухачевский признавался Сабанееву (выше уже цитировался соответствующий фрагмент его воспоминаний), весьма вероятно, могли обозначиться в его настроениях той поры не без влияния некоторых лиц, оказавшихся в первой половине 20-х гг. в близком окружении будущего маршала. Будучи личностью, «поддающейся влиянию», как отмечал в 1919 г. в своей характеристике председатель Сибревкома И.Смирнов[191], Тухачевский воспринимал влияние людей, вызывавших у него уважение и, может быть, скрытое почтение к их способностям, образованности, профессиональной квалификации и авторитету, в том числе сложившемуся в старой русской армии (генерал А.М. Зайончковский). Поэтому он в такой ситуации мог откликаться на их культурные, военные и политические запросы, особенно если таковые в той или иной мере были созвучны его собственным. Они же могли преднамеренно и целенаправленно распалять в нем жар тщеславия. А близкое окружение Тухачевского в это время в значительном числе состояло из бывших кадровых офицеров-генштабистов. Некоторые из них побывали и в противобольшевистских армиях (Н.Е. Какурин), участвовали в подготовке «корниловского мятежа» в 1917 г. (Н.В. Соллогуб, В.Н. Гатовский), антисоветских заговорах (А.М. Зайончковский, М.А. Баторский). Один из сотрудников Особого отдела Западного фронта, признавая в Тухачевском «способного командира», оценивал его как «человека властного и хитрого, не терпящего возражений со стороны подчиненных, поэтому окружающего себя людьми, во всем с ним согласными и угодливыми, признающими его авторитет»[192].
Впрочем, в разговорах с Сабанеевым Тухачевский мог, как он это любил (о чем свидетельствовал и сам Сабанеев и о чем выше уже говорилось), в очередной раз разыгрывать своего собеседника, признаваясь последнему в своих «наполеоновских намерениях». Однако, возвращаясь к смутным обстоятельствам политической борьбы на рубеже 1923 – 1924 гг., хотел бы обратить внимание на свидетельство еще одного человека, весьма известного в те годы.