Накануне начала работы февральско-мартовского пленума ЦК Ворошилов обратился к секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Андрееву с просьбой выдать пропуска на пленум таким известным тогда военачальникам и политработникам, как И.П. Белов, Я.И. Алкснис, В.М. Орлов, И.А. Халепский, В.Н. Левичев, Г.А. Осепян, П.А. Смирнов, М.П. Амелин, С.П. Урицкий, И.К. Александровский, Б.М. Фельдман и А.И. Седякин. На записке наркома имеется помета «Исполнено»^>140. Значит, очевидно, все 12 вышеперечисленных коммунистов побывали на заседаниях этого пленума, подышали его атмосферой, одобрили его курс, а затем – в разное время все до единого были расстреляны как «участники военно-фашистского заговора».

Об атмосфере работы этого пленума в какой-то мере можно судить по поведению члена ЦК Гамарника. В своем докладе на собрании актива ЛВО и КБФ он 20 марта давал такую оценку: «Бухарин по-адвокатски вывертывался на этом пленуме; в документе в 100 страниц, написанных им на имя ЦК, он вертелся ужом и всячески клеветал на партию и НКВД». Рассказывая о работе комиссии, созданной на пленуме по делу Рыкова – Бухарина, начальник Политуправления РККА даже с некоторой гордостью вспоминал: «Я входил в состав этой комиссии и присутствовал на этой комиссии. Эта комиссия по предложению Сталина единогласно приняла в качестве проекта для пленума резолюцию, которая на пленуме также была принята единогласно… Пленум исключил их из партии и передал их дело в НКВД»^>141.

Официальную трактовку решений февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) и путей их реализации в Вооруженных силах СССР изложил нарком К.Е. Ворошилов в своем обширном (на 80 с лишним страниц) докладе на активе командного и начальствующего состава Наркомата обороны, состоявшемся 13–15 марта 1937 г. Ворошилов также всячески поносит своего бывшего друга Н.И. Бухарина. Опирается он на показания, как теперь достоверно установлено, сексота НКВД «красного профессора» Астрова, которого тогда Ворошилов характеризует и как «очень культурного» человека и, главное, как «архиискреннего». Воспев попутно сталинскую конституцию как «хартию вольностей всего советского народа», Ворошилов пока еще здраво заявил, что «главный наш враг там, на Западе, где на ^>5/_>6 света власть еще находится в руках капиталистов, империалистов» и что «нам нужно этой организации и интеллекту враждебных сил противопоставить нашу высокую организацию и наш высокий интеллект»^>142.

Но затем «покорный общему закону» Ворошилов дает совершенно четкую установку на очищение армии от врагов. Говоря о случившихся тогда пожарах на Дальнем Востоке, нарком обороны заявляет, что он «глубочайше убежден», что пожары не могут возникнуть «вдруг ни с того, ни с сего», и поэтому он дал несколько телеграмм с приказом «ищите вредительство»^>143. Очень типичная по тем временам логика. А далее, заявив, что арестованные комдив Шмидт и майор Кузьмичев должны были «укокошить вашего покорного слугу», Ворошилов в следующих словах формулирует генеральную линию ВКПСб) в отношении армии, установленную на февральско-мартовском пленуме ЦК: «Я повторяю, у нас арестовано полтора-два десятка пока что, но это не значит, товарищи, что мы с вами очищены от врагов, нет, никак не значит. Это говорит только за то, что мы еще по-настоящему не встряхнули, не просмотрели наших кадров, наших людей. Это нужно будет обязательно сделать, нужно очиститься полностью. Мы в рабоче-крестьянской Красной армии не имеем права терпеть ни одного врага, не можем допустить этого»^>144.

По-разному восприняли эту установку участники совещания. Некоторые резонно вскрывали болячки армейского механизма. Начальник группы контроля НКО А.И. Черепанов доложил о том, что в 1936 г. в Генеральном штабе было обнаружено дело, которое «ходило» 13 месяцев, побывало у 23 исполнителей и все-таки не было выполнено, пока за него не взялся сам нарком