Командарм 3-й наносил главный удар своим правым флангом в направлении на м. Докшицы, имея в армейском резерве также одну дивизию (см. приложения № 5, 6).

Наступление всех трех армий должно было начаться с утра 4 июля после непродолжительной, но сильной артиллерийской подготовки.

Командование 16-й армии, прежде чем приступить к операции, предполагало произвести смену 10-й стр. дивизии на ее участке прибывающей в его распоряжение 2-й стр. дивизией. Очевидно, в силу этих причин начало операции 16-й армии переносилось на ночь с 6 на 7 июля.

Командарм 16-й предполагал форсировать Березину на участке от устья р. Ровы до устья р. Клевы. Задача форсирования реки на этом участке возлагалась на три дивизии, а одна дивизия должна была остаться в армейском резерве. Нанесение главного удара предполагалось в направлении Смолевичи – Минск, с энергичным наступлением левофланговых частей армии в направлении Талька – Осиповичи с целью перерезать железную дорогу Бобруйск – Минск[11].

Со времени наступившего во второй половине июня временного затишья на Западном фронте его линия не претерпела существенных изменений, за исключением левофлангового участка, где действовала Мозырская группа. В связи с быстрым продвижением вперед Юго-Западного фронта, она также продвигалась вперед и к концу дня 3 июля достигла уже рубежа р. Инна к западу от железной дороги Жлобин – Коростень.

Эта группа, считая себя как бы продолжением Юго-Западного фронта и действуя, очевидно, по линии наименьшего сопротивления, стремилась к группировке главной массы своих сил на правом берегу Припяти и к наступлению ими прямо в западном направлении, что еще 1 июля вызвало соответствующие коррективы Главкома. В телеграмме № 3962/оп./ 795/ш. от 1 июля он дает следующие советы командзапу:

«Задачей Мозырской группе полезно поставить выдвижение на рубеж Бобруйск – Глуск, первоначально же на рубеж Паричи – оз. Тремлец.

Левофланговые части 16-й армии должны всемерно содействовать Мозырской группе в ее продвижении».

Командзап вполне согласился с этими указаниями.

Согласно данным нашей разведки, силы противника перед армиями нашего Западного фронта исчислялись в 86 400 штыков, 7500 сабель, 188 легких и 77 тяжелых орудий (см. приложение № 7).

Из этого числа в боевой линии находилось 33 400 штыков, 4100 сабель, 156 легких, 68 тяжелых орудий; в ближайших резервах 22 800 штыков, 2200 сабель, 32 легких и 9 тяжелых орудий; в глубоком резерве и в тылу 30 200 штыков и 1200 сабель[12].

Этим силам противника армии Западного фронта 1 июля могли противопоставить: 90 509 штыков, 6292 сабли и 595 орудий разных калибров (см. прилож. № 8).

В разговоре с Главкомом по прямому проводу 6 июля командзап примерно так же определил наши силы и силы противника. Он считал, что мы располагаем 80 тысячами штыков и 8700 сабель или 115–120 тысячами бойцов пехоты и кавалерии. Эти силы образовались не столько благодаря прибытию на фронт новых частей, сколько благодаря усиленному притоку пополнения; командзап считал, что всего только за один июнь на фронт поступило 70 тысяч человек пополнения, из них непосредственно в части влились 37 тысяч человек.

Силы противника командзап определил в 58 тысяч штыков и сабель, считая лишь передовые части и ближайшие резервы.

Таким образом, Западный наш фронт был в целом равен по силам белополякам, стоявшим против него – по данным нашей разведки. По сведениям же, приводимым польской военной литературой, наши силы составляли 70 000, а противника – 100 000 человек («Война и мир» № 7) – явный перевес.

Однако это не совсем благоприятное для нас обстоятельство облегчалось сохранением белополяками прежней системы обороны кордонного типа в виде «опорных линий» и «узлов обороны», которая влекла за собою лишь распыление сил, вовлечение в бой по частям и бесполезное расходование слабых армейского и дивизионного резервов. По замечанию одного из польских авторов, при такой системе армейские резервы могли спасти положение лишь одного полка, после того как дивизии, подвергшиеся нападению, были бы уже основательно потрепаны