Впрочем, если принять во внимание то новое, что стало известно о происхождении Императора, известного нам под именем Александра Павловича, о его истинном рождении, воспитании, обучении, всё станет на место. Эти битвы были нужны Англии, но никогда и никто бы не подумал, что Аустерлицкая бойня нужна «туманному Альбиону», ибо он умел прятать концы в воду.

Наполеон, не посвящённый в тайны Императора России, был крайне удивлён бестолковостью его целей и сказал Долгорукову: «России надобно следовать совсем другой политике и помышлять о своих собственных выгодах».

Долгоруков демонстративно отвернулся, вскочил на коня и ускакал, не простившись, то есть презрев все нормы элементарного этикета.

«Итак, будем драться!» – сказал вслед Долгорукову ещё более удивлённый император Франции.

Теперь Наполеон уже сам стремился к бою, видя, что русскими и австрийцами управляют взбалмошные дружки Александра, опирающиеся на столь же бестолковых в военном отношении австрийских начальников, коим всем вместе не только руководить армией или даже дивизией или хотя бы ротой доверять рискованно, но и пасти стадо овец доверить опасно.

Наполеон ухмылялся вслед. Он знал, что все планы союзников в канун сражения будут у него на столе, потому что австрийцы, не умея воевать, хорошо умели торговать планами войн, кампаний и сражений, в коих им доводилось участвовать. Неслучайно на требования высшего австрийского командования представить планы кампании 1799 года, Суворов отправил в Вену тщательно опечатанный сургучными печатями чистый лист бумаги.

Между тем, Долгоруков в возбуждении прискакал к Александру и воскликнул: «Наш успех несомненный! Стоит только пойти вперёд, и неприятели отступят, как отступили они от Вишау…»

Кутузов по поводу сражения сказал свое твердое «Нет». Он был убеждён в бессмысленности и рискованности столкновения с Наполеоном в данной обстановке и при данном раскладе сил. Все ждали, что Император отстранит его от командования. Но в тот миг, очевидно, что-то всё же шевельнулось в голове Александра и, возможно, он подумал о необходимости иметь подле себя того, кто на славу от победы претендовать не будет, а вот случись неудача, покорно примет на свои плечи весь груз ответственности. Ну и свалить можно будет на него всё, а самому выйти «чистеньким» – мол, не командовал, а только присутствовал, молод, горяч, а Кутузов опытен – мог и предостеречь…

В ночь на 20 ноября собрался военный совет, на котором генерал Вейротер стал излагать план, принятый им совместно с Императором России, и, как потом выяснилось, тут же переданный Наполеону. Французский император доподлинно знал диспозицию русских и австрийцев, знал время выхода колонн и порядок их движения, а потому заблаговременно подготовился к противодействию.

Кутузов был не в силах помешать и прибегнул к излюбленному приёму – заснул во время чтения бестолковой, длинной и вызывающей раздражение диспозиции. Один лишь граф Ланжерон попытался задать несколько дельных вопросов: «А если неприятель нас упредит и атакует в Працене? Что будем делать? Этот вариант предусмотрен?» Но и этот и другие вопросы остались без внимания.

Это был не военный совет – это была сущая пародия на него, и недаром Лев Николаевич Толстой, как известно, хорошо разбирающийся в военном деле, изобразил его в своем романе «Война и мир» с достойным сего мероприятия сарказмом.

Кстати, Лев Толстой показал и то, что происходило у Наполеона, который, положив перед собою переданною от Вейротера диспозицию, использовал её для постановки задач своим маршалам, прямо указывая, как на какое действие русских реагировать.