Зато заходил ли разговор о чём-нибудь дельном, Пушкин тотчас просветлялся.

Вскоре случилась вторая встреча. «Приехав в Каменку, – вспоминал Якушкин, – я полагал, что никого там не знаю, и был приятно удивлён, когда случившийся здесь Пушкин выбежал ко мне с распростёртыми объятиями. Василий Львович Давыдов, ревностный член тайного общества, узнавши, что я от Орлова, принял меня более чем радушно».

Среди собравшихся в Каменке были Н. Н. Раевский, сводный брат Давыдова, и его сын Александр. Приезд гостей приурочили к именинам хозяйки дома Е. Н. Давыдовой.

После обеда все собирались в большом зале и разговаривали, разговаривали… Темами бесед были революционные события в Западной Европе и восстание Семёновского полка в Петербурге. По поводу событий на западе Орлов говорил:

– Революция в Испании, революция в Италии, революция в Португалии, конституция тут, конституция там. Господа государи, вы сделали глупость, свергнув Наполеона.

Вопросы реорганизации тайного общества обсуждались, конечно, кулуарно. А. Раевский не верил, что Якушкин случайно заехал в Каменку, и всё порывался установить истину. Чтобы сбить Александра с толку, Орлов, Давыдов и Охотников договорились разыграть его. Выбрав Александра Николаевича президентом, они начали прения о том, нужно ли тайное общество в России. Орлов привёл ряд аргументов за и против тайного общества. Давыдов и Охотников поддержали Михаила Фёдоровича. Пушкин с жаром доказывал его необходимость, а Якушкин – его ненужность. Раевский стал возражать, на что Иван Дмитриевич заявил:

– Мне нетрудно доказать вам, что вы шутите. Я предложу вам вопрос: если бы теперь уже существовало тайное общество, вы, наверное, к нему не присоединились бы?

– Напротив, наверное, бы присоединился, – последовал ответ.

– В таком случае давайте руку.

Раевский с готовностью протянул руку. В ответ Якушкин, расхохотавшись, заявил:

– Разумеется, всё это только шутка.

Все, кроме Пушкина, смеялись. Александр Сергеевич встал и, раскрасневшись, со слезами на глазах, сказал:

– Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и всё это была только злая шутка (68, 366).

Эта «шутка» дорого обошлась её инициаторам. Вскоре после подавления восстания декабристов Иван Дмитриевич был арестован. На первом же допросе он признался в давнем намерении убить Александра I, но от дальнейших показаний отказался.

– Да знаешь ли, перед кем ты стоишь? – вышел из себя новый правитель. – За то, что ты государю не говоришь правды, если бы я тебя помиловал, то на том свете Бог тебя не простит.

– Да ведь я в будущую жизнь не верю, – спокойно ответил подследственный.

– Вон отсюда этого мерзавца! – закричал Николай (21, 535). Препровождая арестанта в Петропавловскую крепость, царь писал коменданту Сукину: «Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа, поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея».

И. Д. Якушкин

Раздражение императора Иван Дмитриевич вызвал тем, что отказался называть товарищей по тайному обществу. Другие арестованные делали это легко, напрочь забыв о чести и данных клятвах. Фёдор Вадковский, например, на первом же допросе назвал больше имён заговорщиков, чем доносчик Шервуд24. В первые же дни ареста дали непростительно откровенные показания К. Рылеев и князь С. Трубецкой, руководители Северного тайного общества.

Но неподдельный гнев Николая I был связан с намерением Якушкина покуситься на жизнь его предшественника на престоле – брата Александра. За непролитую царскую кровь несостоявшийся декабрист (Иван Дмитриевич фактически отошёл от деятельности тайного общества) был осуждён на двадцать лет каторги, тем самым его вырвали из жизни передового русского общества. Но не из памяти его лучших представителей. Имя Якушкина навечно запечатлено в романе «Евгений Онегин»: