Сражение под Смоленском стоило обеим сторонам тяжёлых потерь: французам – в основном от бесплодных атак, русским – от артиллерийских бомбардировок, пожаров и разрушений. Русские потери в отечественной подсчитал Вяликов в 1947 г. по данным полковых ведомостей 1812 г.: под Смоленском потеряли 11620 человек.

Потери французов: Ростопчин по документам, захваченным у французов, насчитал 14041 человека». В Большой Башкирской энциклопедии указано, что 1-й и 2-й башкирские казачьи полки участвовали в Смоленском сражении в августе 1812 года.

2 августа в Смоленске Барклай де Толли выделил под командование генерал-майора Винценгероде один драгунский и 4 казачьих полка с заданием: «Действовать на коммуникациях противника». Это был один из первых в России армейский партизанский отряд. Деятельность его подробно описана двумя офицерами отряда, жизненные пути которых после 1812 г. диаметрально разошлись, – декабристом Волконским и шефом жандармов Бенкендорфом.

Между тем, в районе действия 3-й Западной армии «неприятель во всех пунктах умножился», и генерал Шварценберг прибывает к соединению с саксонцами, под командою Ренье находящимися. «Все силы неприятеля стягиваются к Пружанам. – Армия наша отошла к Кобрину». Это запись командира дивизии Василия Вяземского в своём «Журнале» за 27 июля 1812 года. Позднейшие записи ещё тревожнее:

«30 июля. Корпус наш (Чаплица) отошёл в Городец. Неприятельская армия собралась в Пружанах, 40 тыс. австрийцев под командою Шварценберга и 15 тыс. саксонцев под командою Ренье со 140 орудиями. Армия наша пошла к Городечне. 31 июля. Армия наша была атакована неприятельскою армиею около 2-го часа пополудни и сражалась до самой ночи. 200 орудий с лишком гремело; темнота развела их. Неприятельская армия отступила на свою позицию. С нашей стороны убито и ранено до 1200, с неприятельской до 4 тыс. По всем сведениям, неприятель имеет до 30 тыс. под ружьём, а мы до 16 тыс. В 12 часов ночью выступили из Кобрина….Император лишь желал, чтоб мы сделали диверсию, отвлекли Шварценбергову армию и саксонцев от большой армии. Мы выполнили сие, отвлекли их. Но каково-то теперь нам разделаться: надобно потерять или большую часть армии или Подолию, а потерявши большую часть армии, отдашь и всю Подолию.

12 августа. Мы ожидаем Молдавскую армию, следовательно, надобно маневрировать и избегать сражения с оною, ибо слабы. – Естли мы разбиты, то и Молдавская армия одна не устоит, особливо приходя частями, – частями будет разбита. Итак, цель наша – маневрировать до соединения с Молдавскою армиею. Вот задача, остаётся её умно решить».

Вся русская армия, от генерала до рядовых солдат, воспрянула духом, узнав о назначении Кутузова главнокомандующим. Два месяца непрерывного отступления тягостно отозвались в душах: иные устали, иные отупели, а иные и попросту струсили… Но о Кутузове все, даже молоденькие новобранцы, знали, в него верили, им гордились. У костров на ночных привалах шли оживлённые и радостные разговоры:

– Ну теперь всё обернётся иначе, братцы!

– Да-а, Кутузов этим мусью ка-эк двинет! – мокрое пятно останется.

– Смазывай пятки салом, царь Наполеон!

Башкирские джигиты тоже воодушевились, узнав, что Кутузов – наиглавнейший. В Первом башкирском полку войсковой старшина есаул Буранбай Кутусов рассказывает им:

– Верховный – близкий друг нашего генерал-губернатора Волконского. Вместе в молодости били турков! Князь всегда говорил о мудрости и трезвом расчёте Михайло Илларионовича.

И майор Лачин доволен: – Объединились две армии, один Главный, один штаб, один приказ, один порядок. И воевать уже сподручнее! Багратион – вспыльчивый, горячий, да разве он мог ужиться с медлительным Барклаем? И откуда он взялся, Барклай? Солдат своего нутром чует…