– Отдыхай, прими душ, поспи. Я заеду в восемь, – он улыбнулся и чмокнул меня в лоб.

Когда дверь за ним закрылась, я огляделась. Комната была небольшая: кровать с чистым бельем, стол, на котором стояли перевернутые стаканы и графин, стул, небольшой шкаф и плазма на стене. У кровати с двух сторон тумбы, а над ними настенные светильники. «Это рай», – подумала я и плюхнулась на кровать. Мне захотелось еще выпить и позвонить Коле. Я спустилась в лобби, закинула деньги на мобильник через автомат и пошла в кафе. Купила бутылку водки и пару бутербродов. На воду тратиться не стала. «Из-под крана запью, не сахарная», – усмехнулась про себя и вернулась в номер. В комнате я быстренько выпила, куснула бутер с колбасой и достала старый мобильник. На заставке красовались мы с Колей. На глаза навернулись слезы. Я налила еще немного. Выпила, занюхала бутербродом и набрала номер брата. Спустя буквально два гудка Коля затарахтел в трубку:

– Женька! Где ты? Как ты? Мама еще в больнице, дядя Сережа ушел после твоего отъезда и пока не возвращался. Мне-то что делать? Жень!

– Коленька, милый, – начала я, – потерпи. У меня все хорошо, я к Олегу приехала. Пока в гостинице поживу и работу найду. С завтрашнего дня начну заниматься опекунством и скоро тебя заберу. Ты мне не звони, я тебе сама буду. Через день в восемь утра.

– Хорошо, Женька! – облегченно вздохнул брат. – Делай все, что надо. Я справлюсь. Давай, лаве не трать! На связи! Пиши эсэмэски.

– Люблю тебя, – тихо сказала я, но брат уже отключился. Я посмотрела на экран и улыбнулась: ровно пятьдесят девять секунд.

Окончательно успокоившись, я налила немного водки, выпила и стала раздеваться, чтобы принять душ. В душевой было чисто, висели три полотенца и даже халат. Я нашла какой-то тазик и замочила свои вещи. После душа накинула халат и стала разбирать сумку. Сейфа в номере не было. Документы и золото я оставила в потайном кармашке прямо в сумке. Три пары кружевного белья: красное, белое, черное. Две пары коротких носков, бежевые лодочки на шпильке, чулки, два невесомых платья, черный пуловер с открытым плечом и кожаные брючки. В косметичке все самое необходимое. Сама я приехала в голубых джинсах, футболке, кедах и черной косухе из кожзама. Дома из вещей почти ничего не осталось. Я взяла с собой лучшее и рассчитывала долго в одном и том же не ходить. На часах было уже шесть вечера, но спать не хотелось. Я развесила и разложила вещи в шкафу и пошла в ванную, чтобы сделать макияж. В номере был даже фен! И я с помощью своей расчески и фена выпрямила волосы, они стали просто идеально прямыми. Положила детский крем на лицо и подождала, пока он впитается. Расчесала и подщипала идеальные брови, накрасила ресницы и взялась за красную помаду. Немного на щеки для натурального румянца и на губы для естественно-розового оттенка. Глаза блестели – наверное, от алкоголя, слез и недосыпа. Но никаких мешков и синевы под глазами не было, что меня удивило. Пару капель парфюма от «Диор», что подарил мне Олег два года назад, и я пошла выбирать наряд на вечер. На всякий случай надела красное белье и выбрала маленькое черное платье с «Алиэкспресс», а-ля «Эрве леже». До прихода Олега оставалось полтора часа, и я решила накидать план действий на будущие дни. Взяла из сумки ручку и мамину старую записную книжку и удобно устроилась за столом. Пить больше не стала. Открыв книжку, я наткнулась на маленькую фотографию. На фото были мы с Колей в московском зоопарке. Мама, оказывается, хранила наши фото. Все же она любила нас. Но что за черти водились в ее душе и сознании, одному богу известно. Иногда она ходила в церковь, частенько говорила, что бросит пить и выгонит отчима. Ее хватало на пару дней, потом начиналось все заново. Сколько раз мы упрашивали ее продать квартиру и уехать в Москву. Я даже находила некоторые варианты, но она не решалась. А в последние годы будто специально от нас отдалилась и только и делала, что пила. Она хотела умереть и часто лезла сама на рожон, чтобы отчим бил ее. Я как-то услышала, как мама в истерике просила мужа задушить ее, потому что жить она не хочет. А еще находила психотропные таблетки. Возможно, и были попытки суицида, об этом теперь остается только догадываться. Мне было жаль маму, но обида на нее была все же сильнее. Я давно поняла, что рассчитывать нужно только на себя. И из родных у меня есть только брат, за которого я в ответе, за которого убью и жизнь отдам. Ради него я и жила. А так бы и сама, может, спилась, сторчалась и стала грязной и отвратительной шлюшкой.