Каждый раз, наблюдая пропаганду очередных истин, Ленар задавался вопросом: может ли разумное существо отказаться от борьбы за свою единоличную жизнь для царства Бога на Земле, и приходил к неутешительному выводу – Может! Только вот вопрос, когда цель достигнута, где будет Бог, где будет находиться эта самая вечно недостижимая истина – Умрёт? Ведь любая абсолютная победа – это крик обезумевшей от горя матери над телом поверженного героя. Миллионы людей идут погибать ради лучшей жизни, и что-то не случается им её увидеть? Да и какой разумный человек готов умереть, чтобы жить потом в песнях? Можно, конечно, найти пару сотен безумцев, а вероятно и тысячи, но чтобы миллионы? Начинаешь сомневаться в разумности подобных граждан. Массовое помешательство указывает со всей очевидностью на «Дунайские волны», которые непременно закончатся «Маршем Энтузиастов», и «энтузиасты» здесь ключевое слово.

В огромном ангаре из гофрированного железа беглецы, воспользовавшись шумным митингом, облачились в спецовки и покатили бочку с надписью: «Осторожно ртуть!» под мелодию «Боже, Царя храни». Провожавшие, сорвав головные уборы, запели нестройными голосами:

Боже, Царя храни

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам,

Царствуй на страх врагам,

Царь православный.

Боже, Царя храни!

«Да, чувствуется, идеи воздушного террора ещё не дали всходов в гипоталамусе человечества. Придётся выступить новатором», – отметил про себя Ленар, беспрепятственно поднявшись в салон небесного гиганта. Закатив бочку с опасным содержимым в библиотеку, нашёл каюту с иллюминатором, смотрящим вперёд из крыла самолёта. Серафима тут же расположилась у металлического зеркала, чтобы срезать вьющиеся локоны маникюрными ножницами. Получилось не очень: барышня обрела вид калёной рецидивистки из жёлтого дома с пузатым ридикюлем, на которой красовалась серебряная надпись Stephen Fry.

– Решительная вы барышня, однако. И что, обязательно лишать себя красоты, в угоду барабанам прошлого? Морозова уже нет, а вы мстите его светлой памяти?

В толстом стекле иллюминатора было видно, как жандармы оттеснили восторженную публику, освобождая взлётную полосу. Один за другим заработали восемь авиамоторов по 900 лошадиных сил каждый, двухметровые колёса в аэродинамических обтекателях запрыгали на стыках бетонных плит. Земля нехотя, с тяжёлым вздохом отпустила гудящий от нетерпения самолёт в небесные просторы. Фима, насладившись панорамой, ответила:

– Товарищ Ленар, с прошлым надо расставаться легко и навсегда, иначе оно догонит, чтобы задушить в липких объятиях родственников. Вы же сами сказали, что переходим на нелегальное положение? Вот, согласно директиве, меняю внешность.

– Да вы философ. Предстоит разговор с командиром судна, а у вас фасон драной кошки. Впрочем, я уже придумал историю. Будете несчастной женщиной, зарезавшей любовника-тирана. Бил, насиловал, в довершение всего, проиграл в карты. Позволяю несколько штрихов о тяжёлом детстве в сиротском доме.

– Как вы догадались насчёт приюта? – внезапно охрипшим голосом спросила актриса и взаправду похожая на беспризорницу с пучками истерзанных волос над глазами.

– Уже в образе? Молодца! Да, запомните: постриглись от страха быть пойманной, теперь жалеете до невозможности. Это для достоверности.

– А вы?

– А что я? Преданный воздыхатель, невольный участник драмы: «Смерть в Армавире».

– Не сходиться с тираном, скорее любовный треугольник.

– Слушайте, не морочьте голову. На другой сценарий нет времени. Соберитесь! Вон кто-то уже идёт.

Действительно, в каюту протиснулась одна из участниц эскорта с цветами и пакетом фруктов, которые тут же выронила на пол, испугавшись смелому дизайну Серафимы.