Их лучший опыт и не очень.
Так что эмир, в кафтане красном,
Подбитым мехом дорогим,
Дал всем понять предельно ясно:
“Честь рода в доме сохраним!”
И приказал внести в цитатник:
“Любой повеса здесь – изгой!
Кто должен, взяв овечий ватник,
Уехать сразу с глаз долой!”
Лишь только мама не хотела,
Чтоб сына гнали из дворца,
Но её слово не имело
Таких же прав, как у отца .
Связала она кофту парню
И вышла провожать в слезах,
Как молот бил по наковальне -
По нервам материнский страх.
Мишель обнял её так нежно,
Как это может только сын,
И обещал вернуться спешно,
Чтоб не добавить ей морщин.
Хотя прекрасно знал: дорога
В далёкий и суровый край
Отнимет времени так много,
Что дни считать лишь успевай.
Ну а в обед, приличья ради,
Три раза выстрелили пушки
На корабле, на водной глади,
Изрядно напугав пастушку,
Что на поляне урожайной
Пасла коров почти у порта,
Из-за чего её случайно
Едва ядром не сбили с борта.
Народ, услышав канонаду,
Стал обсуждать её в тавернах,
Но им подали мармелада,
Чтоб власть оценивали верно.
А вечером спектакль дали:
Слоны и тигры дрались круто,
Потом все хором запевали
Национальный гимн Бейрута.
А как же отнеслась прислуга
К отъезду принца во дворце?
Кто с интересом, кто с испугом,
А кто-то на своём лице
Носил пустое безразличье.
Но, если в целом рассуждать,
Скандал семейный – очень личный,
Чтоб его слугам обсуждать.
А вот любимый шут Мишеля
Успел товарищу пожать
На счастье руку, и свирелью
Гостей умчался развлекать,
Ведь хоть и жалко было внука,
Эмир предостерёг здесь всех,
Что разрешил из многих звуков
Он лишь хихиканье и смех.
И потому все веселились,
Толпой плясали под свирель,
У ваз с бананами толпились
И пили яблочный коктейль.
Шуты ходили на ходулях,
Гимнаст садился на шпагат,
Мишень из аркебузы пулей
Искусно поражал солдат.
Гудел дворец многоэтажный,
Что был из камня крепко сложен.
В спектаклях комики отважно
Прошлись сатирой по вельможам.
Эмир там и себя узнал
В одной из храбрых тех пародий
И очень громко хохотал –
Понравился сценарий, вроде.
Мишель вздохнул, покушал плотно,
Спасибо поварам сказал
И, почесав кота щекотно,
Ремни сандалий завязал.
Дед приказал, чтоб незаметно
Он от друзей покинул двор,
И возраженья были тщетны,
Как и вообще какой-то спор.
В телеге не было простора,
Вместимость – пара человек,
Зато был чай с недавних сборов,
Соломы куча, чтоб ночлег
Не показался слишком жёстким,
Кремень с кресалом для огня,
Сундук, вода, две миски плоских
И свежих булок на три дня.
Ещё там был навес на рейках,
Торчащих точно по бокам,
Зонт, хлопковая телогрейка,
Чтоб согреваться по ночам,
Копьё шестнадцатого века
С весомым остриём железным
И книги педагога грека,
Что сунул он перед отъездом.
Другие вещи были скрыты
Под крепкой тканью парусины,
Там и компот в бутыль налитый
И много специй, и маслины,
И в бочке мёд, и кастаньеты,
И даже праздничный кафтан,
Пирог, в дорогу разогретый,
И металлический стакан.
Мишель в телегу прыгнул, ёжась,
Её в раздумьях покачал,
Чтобы проверить на надёжность,
И птицам в небе помахал.
Пеганка, щёголь, свиязь, стрепет –
Он знал вокруг любую птицу,
В поездке, что приводит в трепет,
Инстинкт их мог бы пригодиться.
Когда они огромной стаей
Взлетали с веток резко вверх,
Возможно, что еды желая,
Медведь голодный начал бег
Примерно рядом с данной точкой,
И лучше тихо постоять,
Чтоб скрип колёс по мелким кочкам
Его не начал привлекать.
Вообще, в таком пути опасном,
Где каждый зверь убить готов,
И день то ясный, то ненастный,
И нет друзей, чтоб парой слов
Для настроенья обменяться,
Да и для внутренней свободы
Уместно будет полагаться
На милость от самой Природы.
– Вперёд! – Мишель ослов погнал,
Обиженно сверкнув глазами,
На людях чувств не показал,