Силуэт пару мгновений стоял почти неподвижно, а затем опустился на одно колено, приблизившись к постаменту, крепко обхватывающему стекло с обеих сторон. Набрав побольше воздуха в стесненную мундиром грудь, он открыл потайную крышку и заглянул внутрь, любуясь сложным хитросплетением проводов, представшим перед ним. Все они были одновременно настоящими и абсолютно фальшивыми. Просто очередная выдумка Вселенной, в попытках придать осмысленный вид тому, что в нём совершенно не нуждалось.

Фигура подняла взгляд на символы, неподвижно существующие в самом верху пластины и усмехнулась, слегка покачав головой.

– Будет больно, – тихо произнёс силуэт, подцепив пальцем один из проводов, прежде надёжно скрывавшийся за множеством других. – Я бы даже сказал… невыносимо.

Одним быстрым движением, он рванул провод в свою сторону и тот с глухим треском лопнул, превратившись в две никак не связанные половинки. Панель несколько раз мигнула, после чего на ней образовались трещины. Сперва небольшие, почти незаметные глазу, они росли, стремительно вытягиваясь вверх, пока наконец не достигли последних двух элементов схемы. Все, что было до них, превратилось в блестящую череду осколков, которые больше невозможно было соединить.

Силуэт закрыл крышку и поднялся на ноги, окинув взглядом своё творение. Когда его несуществующие глаза столкнулись с предпоследним фрагментом схемы, оттенок пламени моментально потемнел, а рябь вокруг его головы стала значительно больше. В зале стало жарко, настолько, что любой человек бы не смог находиться здесь дольше пары секунд, а трещины на стекле начали смазываться, приобретая более плавные и сглаженные очертания.

– В другой раз я бы счёл это забавной иронией, – произнесла фигура, медленно снимая перчатку с одной руки. Комната наполнилась ещё несколькими фиолетовыми бликами, исходящими от яркого пламени, имевшего отдаленные очертания ладони и пальцев. – Но сейчас у меня нет на это времени. Я и так ждал слишком долго…

Силуэт поднёс раскалённый кончик пальца к панели и проделал отверстие в стекле с такой легкостью, будто это было всего лишь подтаявшее масло. Там, где всего секунду назад был предпоследний элемент схемы, теперь осталась лишь дыра с подтеками по краям. Пульсирующий свет мгновенно перетёк дальше, пробираясь по тонким линиям и узорчатым символам, пока наконец не достиг самого верхнего фрагмента. Фигура облачила свою руку обратно в чёрную перчатку и осторожно поправила края толстого рукава.

Температура в комнате быстро упала до прежних умеренных значений, а цвет пламени вернулся к прежнему более светлому и отчётливому оттенку. Силуэт многозначительно кивнул, а затем развернулся в сторону коридора и двинулся в обратную сторону той же дорогой, какой первоначально пришёл сюда. Однако прежде, чем свернуть за угол, он на секунду остановился и бросил быстрый взгляд через плечо на мерцающее стекло, которое теперь больше напоминало то ли предмет абстрактного искусства, то ли последствия бесцеремонного вандализма.

– Игры закончились, Тринадцатая. Самое время проснуться и перейти наконец к делу…

Фигура развернулась, обратив свой взор к однообразным коридорам, а затем скрылась в бесконечном лабиринте, словно играя в догонялки с эхом собственных шагов. Звук всё ещё достигал пустого зала, когда лампы в нём потухли, позволяя почти непроницаемой темноте вернуться на своё прежнее место. Единственным источником света в комнате осталась полуразбитая панель, фрагмент которой продолжал слабо мерцать, постепенно набирая яркость, пока наконец свет его не стал постоянным, пульсирующим в такт ритму чужого сердца, которое в первые за долгие столетия начнёт биться самостоятельно.