…Попытался вздохнуть полной грудью: больно. В легкие будто насыпали песка, мышцы живота окаменели. Несколько минут пролежал без единого движения, а по истечению примерно десятой медленно сел на своем убогом ложе. Вокруг находилось пустое, заполненное сумраком, квадратное помещение. В одну из стен с облупившейся краской накрепко влезла массивная металлическая дверь; небольшое оконце, забранное прутьями решетки, недобро скалилось. В дальнем углу – отхожее место. Поднес руки к лицу: подушечки пальцев измазаны черным.

– Семейное положение?

– Женат.

– Твою мать! Серьезно?!

…Не знаю, сколько пробыл в одиночестве. Стучал в дверь, звал тихим от бессилия голосом, но ничего не менялось. Накручивал по камере круги и петли; от движения мутило; просто сидеть или лежать было еще большим мучением: в памяти сразу всплывали образы Анны и Давида. Их тела. Их поцелуи и стоны. Выстрелы. И мысли во мне…

– «Глок – 36 М», субкомпактная модель, модифицированный. Использует сорок пятый калибр. Магазин рассчитан на шесть патронов. Вот, взгляните, видите? Один все еще на месте. Внимательнее. Вы ничего не замечаете?

– Что именно?..

– Маркировку вот здесь. «JHP». Jacketed hollow point – полуоболочечная пуля с экспансивной выемкой.

– Эээ…

– Сейчас объясню. Такая пуля состоит из прочного «стакана», заполненного свинцом, из которого и отформована закругленная, как в нашем случае, носовая часть. По сравнению с оболочечной, то есть простой пулей, обладает большим останавливающим действием, поскольку при попадании деформируется с носовой части, увеличивая площадь своего поперечного сечения.

– Ага…

– Такая пуля меньше рикошетит и имеет очень низкое запреградное действие. При попадании в цель она «раскрывается», увеличивая площадь поперечного сечения в несколько раз. Практически не дает сквозных ранений, наносит тяжелейшие травмы даже при попадании в мягкие ткани.

– Черт…

– Да. Но самое главное не это.

– А что?

– То, что подобные пули ЗАПРЕЩЕНЫ законодательством на территории стран БРИКС, равно как и в Евросоюзе. Раньше они применялись нашими коллегами в спецбатальонах, но после Войны все помешались на гуманности. Понимаете, к чему это я?

– К тому, что у меня лишние проблемы?..

– Совершенно верно, господин Сегежа.

Прошла уже вечность в одиночестве. Я как мог боролся с самим собой, пока вконец не обессилел. Рухнул на грязную пластиковую скамью, и тут же отключилось сознание. Проснулся внезапно, словно кто-то нажал во мне кнопку с надписью «Запуск». Резко поднялся, сел. В голове была каша: мысли, догадки, отрешенный анализ; чужие вопросы, попадая в мою голову, тоже превращались в кашу. Вновь почувствовал дикую пустоту, это странное ощущение жестокого милосердия. Закрыл глаза, увидел наполненный вспышками зал. Увидел Давида, услышал вновь его голос: «Анна никого не хочет сама. Что она в вас нашла?»…

Глаза открылись. Чуть теплая жидкость медленно-медленно стекала по коже. В этой ничтожно маленькой соленой капле изумление и раскаяние.

…Но я ведь не верю в это?

Они провели меня длинными и темными коридорами в узенькую комнатку, разделенную пополам хлипким столом, с табуретами по каждую его сторону. Я спрашивал, где нахожусь, в каком отделении, говорил, что имею право на что-то, просил и требовал телефон, главного здесь и прочую чушь. Им было абсолютно плевать. Они зло молчали, а запихнув в комнату, так же, без единого слова, заперли за собой дверь. Мне ничего не оставалось, как сесть на один из табуретов и угрюмо уставиться в зеркало на всю стену напротив. На меня взирал осунувшийся лохматый бродяга в приличном с виду пальто, будто снятом с кого-то другого, с бесконечной тоской в глазах…