– Тот период, когда ты возненавидела мужиков, – во всех ее монологах тонкой красной нитью сквозило феминизмом. Он был готов к чему угодно, но только не к этому.
– А? ты про этих родственников Адама? Ну, последний мой отличился, женился на бывшей. За неделю до свадьбы у нас был секс и спали мы в его квартире. Разбудил нас телефонный звонок в квартиру ехала его мать с будущей тещей хотели оставить какие-то вещи, когда он с ней разговаривал на мне даже трусов не было. – она говорила правду, ни один мускул на ее лице не дрогнул, да и выдумать такое нужно прям постараться.
– Я не могла найти сережку, он неистово орал чтобы я ее искала, потом свадьба все счастливы, а я сидела в машине. Они после ЗАГСА проехали мимо меня, и он помахал мне рукой, рукой ты можешь себе представить, как моя челюсть отвисла. Я до сих пор иногда вспоминаю этот момент и чувствую ветер, обнимающий мои зубы, – он впервые не знал что сказать, эта мутотень была покруче всех его похождений, всех даже если связать их воедино.
– Бедная, сестрёнка, мне жаль, но, ты же не думаешь что все мужики такие, – посмотрел на её каменное лицо, – Да ты так думаешь.
– Сестрёнка? Ты всех баб так называешь? Фу какая гадость, можно мне что-то своё, какую-то кличку не коллективную, свою, придумай мне пожалуйста что-то более утонченное индивидуальное, типо моя печенька или укропина, что угодно только не сестрёнка могу быть даже булкой с изюмом только не сестрёнка, таких братьев мне не надо. – Он взял ее руку крепко сжал.
– Хорошо я подумаю над этим вопросом завтра, – ее рука была холодной, он не отпускал ее. Просто моменты сочувствия близости и невероятной нежности.
– Каких братьев? – он вовремя спохватился, она хотела сказать, сексуальных, но все что ей пришло в голову тут же могло быть извращено до безобразия.
– Инцест, это последнее слово, которое я хотела когда-либо произносить. Спасибо я уже наелась всякого дерьма, хочу тихую и спокойную старость где-нибудь в Париже с трубкой набитой запрещенными препаратами и виски с кофе по утрам, ты будешь приносить мне свежую прессу, все я отвела тебе роль, можешь быть моим личным камердинером.
Она уже была взрослой девочкой, знала, что правда обескураживает. С младших классов школы она не стеснялась быть не такой как все, она была очкариком, единственным очкариков во всей школе, она всегда была не такой как все, и привыкла к этому. Все унижения связанные с порицанием в обществе индивидуальности она уже пережила. Очки давно выправили ее зрение ушли в прошлое, но закалили ее характер до нельзя. И никакое событие никакие штампы, навешанные на неё её более не волновали, поэтому она так просто открылась ему даже не думая что он подумает о ней. Ей было плевать, как всегда, чтобы он не подумал про нее будет просто правдой. Она такая какая есть.
Она быстро сменила тему поняла что сложные фразеологические обороты пугают его, пыталась перестроится на его язык, стала задавать простые вопросы и беседа полилась как нельзя лучше. Мужчины не любят сильных и умных, умных терпеть не могут, да она прятала свой математический склад ума смеялась когда было мало смешно, но глаза, глаза у нее все равно были умные. Это заставляло останавливаться его в порывах однотипных приёмов, которые раньше прокатывали с большинством девушек, она была особенной, к ней нужен был особый подход. После рассказа про свадьбу он понял, что глубокая душевная травма нанесенная предыдущим не позволит ему отыграть детский мат, тут нужно что-то другое статус лучшего друга подходил, нужно втереться в доверие. Она уже прописала сценарий, отвела ему роль, он участвовал в ее спектакле. Переиграть и уничтожить детка, переиграть и уничтожить.