Его тело неподвижно повисло на кресте. В эту минуту почва покачнулась у нас под ногами, и я понял, что началось землетрясение. Толпа испугано хлынула назад. Кто падал на землю, тот уже не поднимался, поскольку бегущие сметали всех, не способных устоять на ногах. Я крепко схватил руку своей жены и, расталкивая людей локтями, потащил ее вперед. В этот страшный час, когда земля с грохотом тряслась под нашими ногами, я как никогда молился Богу о спасении.

К счастью, через некоторое время землетрясение прекратилось, и мы благополучно добрались до дома.

Первым делом я приказал выпустить из погреба Алтера. Я не мог смотреть в его сторону, а он отчаянно заглядывал мне в глаза.

– Как наш рабби? Где он? – спрашивал он меня. – Что с ним?

– Он умер, – со слезами ответила Рами за меня.

– Как умер? – не поверил своим ушам он. – Не может быть! Как умер?

– Солдаты казнили его на Лобной горе, – ответила Рами. – Но он умер как святой. Он молился Господу о нашем прощении.

Мой сын обхватил голову руками и заплакал во весь голос. Он долго не мог остановиться, но наконец с трудом произнес:

– Даже в смерти он учил нас не словом, а делом. Как заповедовал нам «любите врагов ваших», так и сам сделал. О отец, как же я несчастен, что не мог быть с ним рядом! Позволь же мне теперь пойти попрощаться с ним.

Он выскочил из дома, и мы не стали останавливать его. В моем сердце происходил переворот. Всю свою жизнь я считал себя добрым и мягкосердечным человеком. Я считал, что в полной мере развил в себе милосердие и терпение. Но сегодняшний день показал мне, как ограничена моя добродетель и как по-настоящему безгранично сердце истинного представителя Господа. Он научил меня тому, что истинный слуга Бога не ожидает благодарности и отвечает любовью даже тому, кто причиняет ему великие страдания.

Бездонная глубина этой любви, исходящей из сердца Бога и отраженной Его посланником, в миг уничтожила все мои самодовольные представления о себе. Я понял, как нелепо мне было воображать себя учителем и пытаться учить людей религии.

Растерянно я взирал в небеса и вопрошал невидимого покровителя народа Израиля. Неужели мы совершили роковую ошибку, подняв руку на самого Машиаха? Но ведь я был искренне уверен, что защищаю священный Завет моих предков с Господом… Всю свою жизнь я старательно избегал греха, неужели теперь по ошибке я совершил его? Какое будущее ждет меня?

Мекка.

622 год.

Семейный конфликт.

Испепеляющие лучи летнего солнца сжигали все вокруг. В это время мало кто решался появляться на песчанах – лишенных растительности улицах Священной Мекки. Из-за стен нас обжигало знойное дыхание пустыни, окружавшей город. Если бы не нужда, я бы ни за что не рискнула выйти в это время из дома, когда растрескавшаяся земля напоминала раскаленную сковородку, а мокрая одежда высыхала в тени за несколько минут. Но только это время, когда улицы становились безлюдны, было почти безопасным для передвижения тех, кто принял новую веру и навлек на себя гнев всего города.

Я, осторожно озираясь, возвращалась домой, неся с рынка корзину фиников. Мне нужно было чем-то накормить своего двухлетнего ребенка, и потому я, не колеблясь, шла в наш восточный квартал несмотря на опасность таких прогулок.

По дороге меня одолевали мрачные мысли. Мой отец, принадлежавший к курейшитской знати, сам выдал меня за мекканца из рода Хашим. А когда, как и многие хашимиты, мой муж принял новую веру, отвергнув многобожие, отец разгневался на него и потребовал моего развода. Он разгневался и на меня, узнав, что я последовала за мужем и поверила новому