– Вьее!

Алексей прилег, глядя сквозь густую крону ветвей на серое небо. Повозку сильно тряхнуло.

– Дорожку черти, наверное, прокладывали? – попытался он разговорить угрюмого возницу.

– Кесарев шлях. За австрийского кесаря робыли.

Тряска выматывала всю душу. Алексей спрыгнул на землю и пошел за уверенно шагавшим в вязкой тьме мужиком. Когда совсем стемнело, тот остановился и, пыхнув трубкой, пробурчал:

– Поночуемо.

Разнуздав коней, он повесил им торбы с овсом и подсел к костерку, который развел тем временем Алексей.

– Напрасно, пане.

– Почему?!

Возница молчал. Закипела вода в котелке. Алексей бросил в него щепотку чая. Мужик нарезал складным ножом сало, покромсал краюху хлеба. Поев и вытерев вислые усы, перекрестился и процедил сквозь зубы:

– Стало быть, некрещеный?

– Нет, конечно. Я религию не признаю.

– Очень даже зря, пане. Под Богом ходишь.

– Это как понимать?

Возница молчал. С гор тянуло холодом. На медном диске взошедшей луны заплясали черные тени ветвей.

– Красиво тут у вас!

– Подходяще. Вон тая гора – Поп Иван, – показал он на темнеющую вдали громаду. – А ты, пане научитель, зря едешь. Пропадешь, – вздохнул мужик и равнодушно отвернулся.

– Ничего, поработаю, расшевелю ваш Черный лес, – бодрился Алексей, подбрасывая сушняк в угасающий костер. – А откуда ты меня знаешь?

– Кто-сь сбрехал. Тут не скроешь…

Алексей невольно оглянулся. «Кто ему мог сказать? Вот чудеса. А вдруг он из банды? Рожа уголовная. Воткнет нож спящему – и привет. Подполковник, сучий хвост. Его бы сюда. За неделю галифе бы не отстирал. Хорошо хоть “подарок” майора удалось сохранить. Все же с оружием спокойнее». Покосившись на спутника, Алексей завернулся в плащ-палатку и улегся поудобнее. Проснулся он от нежного прикосновения: рыжий ланенок на точеных ножках лизал его ладонь. Алексей замер, боясь шелохнуться. Малыш скосил на него янтарные глазки и постучал по земле не ороговевшим копытцем. Заворочался во сне возница, и лесной гость вмиг растворился в знобком утреннем тумане, только качнулись седоватые головки одуванчиков до затрепетали неведомой красоты разноцветные свечки с колокольчиками, будто ковром покрывавшие поляну.

– Что это за цветы такие необыкновенные? У нас в Подмосковье тоже растут одиночные белые и синие колокольчики, маленькие, правда, с этими не сравнишь.

– Разно их называют. Кто ведьминым огнем кличет, а у нас зовут колокольчиками мертвеца[1]. Ядовитые оне. К войне да к беде какой бушуют по всей округе.

Возница спутал коней и хмуро кивнул Алексею, сказав, что проводит его, а лошади пока отдохнут и покормятся.

– Понятно, – усмехнулся Алексей. – Кесарев шлях кончился.

– Так, пане. А ваши шляхов не прокладывают вовсе. Кровь льют, нема часу.

– Ваши тоже времени зря не теряют, – обозлился Алексей. – Дай срок, настроим здесь такое!

– Ну как же – вы настроите, – презрительно бросил мужик.

«Странный тип, – насторожился Алексей, искоса поглядывая на спутника. – Небось, бандюк недорезанный. А может, просто запуганный селянин». Поравнявшись с распятием у обочины дороги, возница скинул шапку и долго молился. Сухоребрый бог, прибитый к кресту ржавыми гвоздями, с проволочным венчиком и погнутыми терньями вокруг склоненной головы, слепо смотрел в пустоту. Такого Алексей еще не видел. Он вспомнил бабкины иконы – строгие лики святых, засиженные мухами, в потемневших серебряных окладах, а под ними теплится чахлая лампадка. А здесь вместо икон – раскрашенные картинки в простых рамках. Наконец мужик, вздохнув, поднялся с колен и нахлобучил шапку.

– Ступайте по этой тропке, пане, там Скитский хутор. А я вернусь, коняшки-то в лесу одне…