Снова на часы.

– У меня пару минут… скоро самолет.

Буся ударила меня по обеим щекам ладошками одновременно.

– Не уходить… маам, не уходить.

Я почувствовала, как слезы подступают к горлу. Только не сейчас и не при маме.

– Ты нас бросаешь, дочка? Бросаешь на меня детей и… и вот так уедешь?

– Я… я оставлю тебе карточку, там много денег, вам хватит. 

– Какие деньги? Разве я сейчас о деньгах. Посмотри на меня! Я вижу… вижу, что это не на пару дней. По глазам твоим вижу. Неужели прав был отец, ты отвратительная дочь и кукушка-мать?

– У меня, – сделала вдох, чтобы не задохнуться от боли, – у меня нет выбора. Я должна ехать с Рифатом. Прости… прости меня, мама.

Повернулась к Амине, и пока Буся беспрестанно повторяла «мама», я обняла вторую девочку, и та робко прижалась ко мне. А я гладила ее по голове и не понимала, кого утешаю на самом деле. Чувствуя, как постепенно боль обуяла меня всю, окутала и сжимает тисками. Что будет с нами? С ними?

Аднан не пощадит никого, если я ослушаюсь. Я могла бояться каких угодно монстров и маньяков-похитителей, но его я боялась сейчас намного сильнее. Потому что я вспомнила, кто он и на что способен.

– Ты боишься, да? – спросила Амина на арабском, сжимая мою руку. – Что-то случилось? Не уезжай. Давай уйдем домой прямо сейчас. Тебе не надо никуда ехать…

– Надо, милая. Мне очень надо. Ты присмотри за мамой и за Бусей. Ты большая уже и сильная. Тот номер телефона, что я давала, он у тебя?

 Она кивнула.

– Вот и славно. Если что, звони туда, они помогут.

– А ты? Ты не будешь нам звонить? Не будешь с нами на связи?

Я отрицательно качнула головой.

– Не знаю.

– Не уезжай… мне страшно. Мне очень страшно!

– Не бойся, моя маленькая. Все будет хорошо.

– Ты вернешься?

 О, если бы я знала…

– Обязательно вернусь.

Прижала к себе еще раз Бусю. Зацеловала глаза, щеки, дрожащие губы, прижала к себе с отчаянной силой.

Из машины посигналили, и я вздрогнула. Обняла маму, не обращая внимание на ее холодное сопротивление.

– Я так люблю тебя, мамочка. Помни об этом, я всех вас очень сильно люблю.

Мама вдруг вцепилась в меня, не давая уйти.

– Не уезжай, слышишь, дочка. Ты ведь не хочешь! Не уезжай с ним. Может, я и не права была, и не муж он тебе совсем. Разведетесь. Ничего, прорвемся, работу тебе вторую найдем. И я как-нибудь покручусь. И не так люди живут. Не уезжай с ним. Ты не обязана.

– Обязана…, – ответила очень тихо, – прости меня, пожалуйста. Я обязана.

Посмотрела в глаза дочери и ужаснулась, что для Аднана она живое доказательство измены. Он не считает ее своей дочерью… нашу девочку.

Разве ради этого Аднана стоило умирать от горя и хоронить себя живьем? Стоило пройти все муки ада, чтобы узнать, что все напрасно? Мне хотелось орать и рвать волосы на голове, мне хотелось отказаться ехать, заставить уйти ни с чем или дать отпор, но я сильнее прижимала к себе детей, глядя остекленевшим взглядом на проклятую машину и представляя себе, как оттуда наставили дуло пистолета или винтовки на моих детей. У меня нет выбора, и Аднан прекрасно об этом знает. Теперь я уже не сомневалась – он способен убить детей. Даже будь они в подвале, я бы не испугалась столь сильно. Потому что этот человек хладнокровно просчитал каждый свой шаг и мою реакцию. Он все это продумывал не один день. 

   В эту секунду я подумала о том, что, наверное, было бы лучше, если бы он, и правда, умер. Лучше оплакивать родного и любимого, чем смотреть, как этот родной стал чужим и как он топчет грязными сапогами все, ради чего я носила эту невыносимую боль годами без него и выла по ночам раненым зверем.