Толпы зевак слонялись по улицам, несколько расхлябанно вышагивая по неровным мостовым и теснясь с барабанщиками и духовыми оркестрами. То и дело по мостовой грохотали четыре лошади с повозкой, доставившей новых гостей из какого-нибудь отдаленного места, и суета вспыхивала с новой силой. Длинная телега увита ветками, среди мешков, которые должны служить сиденьями, воткнуты сосенки, но вновь прибывшие певцы стоят и вопят что-то, размахивая флагами. Сотни зрителей кричат «Хох!», это немецкое «Ура!».

Поскольку окна и все вокруг было украшено, я тоже украсил свои паруса гирляндами (польщу себе: весьма со вкусом), чтобы поддержать маленький шелковый английский флаг на лодке.

Это было тут же оценено немцами, которые приветствовали нас аплодисментами, с ликованием пели и сочиняли стихи об Англии, кричали и неистово хохотали во всю силу молодых легких. Больше не говорите мне, что немцы флегматичны!

Вечером в музее был бесплатный банкет. Пришли 400 человек, и все пили пиво из длинных стеклянных стаканов по пенни за стакан, и курили сигары по фартингу за штуку, и пели, и говорили. Играл великолепный духовой оркестр, и всякий раз, когда он останавливался, начиналось ликование или хоровое пение.

Все это было сценой дикого возбуждения, очень любопытной для созерцания изнутри. Рядом я увидел молодого торговца, который утром продал мне французскую книгу. Он сказал, что я должен взять билет на воскресный концерт; но я отвечал, что у нас в Англии принято по воле Божьей и во благо человека соблюдать воскресенье для более важных дел. О них часто забывают, если хотя бы один день из семи не избавлен от волнений и головокружения повседневной жизни.

Не возникает ли ощущение тупого однообразия в течении времени в тех странах, где неделя не посвящена главному дню, когда возвышенные и глубокие помыслы должны были бы занять хоть несколько часов нашего внимания?

Так что я оставил веселых певцов бить в барабаны в большом зале, предоставленном для них принцем Фюрстенбургским. Он построил его рядом со своими конюшнями, в которых много хороших лошадей, а некоторые из лучших были английскими, их звали Мисс, Любимчик, Леди, Том и т. д.

Один английский джентльмен, с которым я познакомился позже, путешествовал по Германии в экипаже четверкой и прибыл в Донауэшинген, где принц вскоре узнал о его прибытии. На следующий день Его Светлейшее Высочество зашел в свои конюшни и, увидев там англичанина, вежливо провел незнакомца по всему заведению, подробно объясняя все детали. Потом он узнал, что его гость был не заезжим джентльменом, а всего лишь конюхом!

Вежливость и хороший нрав большинства немецких официантов несомненно оценят путешественники, чьи повседневные удовольствия так сильно зависят от этого класса. Вот, например, официант в почтовой гостинице. Он ростом с мальчика, но на самом деле лет на двадцать старше. Он широкоплеч и широколиц, лицо загорелое, почти как его куртка. Напоминает четырех немецких юношей в толстых пуховых одеялах на шее, которые часто стоят на лондонских улицах, играя духовую музыку, надувая щеки и холодными серыми глазами провожая проходящих мимо, пока музыка или, во всяком случае, какой-то шум вырываются как бы сами собой из больших грубоватых инструментов, которые держат покрасневшие от холода пальцы.

Этот официант весь день на побегушках у всех, у него не бывает и спокойной ночи, однако он так же любезен в десять часов вечером, как и за ранним кофе на рассвете, и он согласен с каждым гостем в убеждении, что именно его котлета или коньяк – самое важное дело часа.