– Товарищ полковник, еще одна просьба. Мы несколько дней не ели. Нельзя ли?..

– Начальник тыла армии, – небрежно кивнул полковник в сторону соседа справа. – Это в его компетенции.

– Что ж, на довольствие поставим, – будто раздумывая, тянет начальник тыла.

– Спасибо! – обрадованно перебиваю его. – Спасибо! Нам бы только поесть!

– Договорились. Давайте ваши аттестаты.

– Какие… аттестаты?

– Обыкновенные. Про-до-вольственные! – чеканит начальник тыла.

– Так откуда у нас аттестаты? Кто же берет их с собой на боевое задание? Мы же летчики!

– Без аттестатов не положено. Своим не хватает.

– А мы что, чужие? – Я уже не могу справиться с голосом. – Нам что, подыхать тут?

– Молчать! – Полковник грохает кулаком по столу. – Дисциплинка, товарищ майор! Как разговариваешь со старшими?

– Простите, товарищ полковник. Но… у нас ведь безвыходное положение…

– Брось! – неестественно хрипит Федор. – Брось! – Его голос взвивается до крика.

Я смотрю в его вдруг побелевшие от негодования глаза, замечаю красные пятна на скулах.

– Федя!

Вместе с Лыгой хватаю Федора, и, кажется, вовремя. Он вдруг обмяк: глаза закатываются, и… мы едва удерживаем на руках его легкое тело, бережно укладываем на лавку. Федор что-то бормочет, порывается встать, куда-то идти, тяжело вздыхает, стонет. Мы суетимся возле него, подкладываем ему под голову свои шлемы.

Я быстро расстегиваю на груди Маслова комбинезон и, пряча от взглядов этих трех, ставших мне уже ненавистными людей петлицы с единственным «кубарем», растираю ладонью грудь Федора.

«Кожа и кости», – думаю я, ощущая, как начинает гореть под моей ладонью все его маленькое тело. На лбу Федора выступает испарина, он дышит ровней.

Где-то неподалеку гудят моторы самолетов, одевается и уходит из избы начальник авиации. Я тоже поднимаюсь на ноги и застегиваю «молнию» комбинезона.

– Куда? – тихо спрашивает Лыга.

– Надо… – Я молча указываю глазами на Федора. – Попробую…

Лыга, не отвечая, закрывает глаза.

Я бреду по снегу в поле за деревней. Там угадываются силуэты двух ПО-2 и людская суета около них. В стороне, будто каменное изваяние, обозначена массивная фигура начальника авиации. Я подхожу к нему:

– Товарищ полковник, отправьте нас этими самолетами. Пожалуйста.

Полковник не шевелится, не оборачивается.

– Товарищ полковник! – Я дотрагиваюсь до холодной кожи его реглана. – Товарищ полковник!

– Чего орешь? Не глухой. Отправляем штабные документы. Мест нет!

Не знаю, откуда взялось это спокойное бешенство. Я чувствую, как мои пальцы впиваются в шершавую рукоятку пистолета:

– Послушай, полковник, ты нас отправишь… Пусть не всех… Пусть сначала одного…

Даже в темноте мне видны округлившиеся глаза полковника.

– Ты!.. Ты!.. Молчать!

– Спокойно, полковник. Ты сейчас прикажешь отправить хотя бы одного из нас.

– Вы ответите перед трибуналом, товарищ майор! Это же произвол!

– Хоть перед богом!

Пистолет приятной тяжестью оттягивает руку.

– Первым вы отправите Маслова, полковник. Дайте команду своим людям.

– Эй, там! Пару бойцов за майором Масловым! Он в штабе. Живо!

– Спасибо, полковник!

– Вы предстанете перед трибуналом, товарищ майор! Я вас предупреждаю!

– Вместе с вами, товарищ полковник.

Бойцы подсаживают Федора в кабину: у него нет сил даже перешагнуть через борт. Я жму его горячие пальцы:

– Будь здоров, Федя!

– А как же вы, ребята? Мне неудобно. Может, лучше ты или Лыга?..

– Не дури, Федор! Завтра улетим и мы. Правда, товарищ полковник?

Полковник уходит в темноту. Тарахтят моторы ПО-2, вздымая снежную бурю. Мы бредем к деревне. По дороге я нащупываю на воротнике гимнастерки старшинские треугольнички и срываю их с петлиц: уж если будут судить, то…