Знавшие Каннегисера люди сходятся в одном: убийство друга, Перельцвейга, потрясло молодого человека. Он обращался к Урицкому с просьбой о помиловании, тот даже принял его для беседы. Однако в прошении отказал. И вот тогда у Каннегисера созрела мысль об убийстве.

По словам матери Каннегисера, в последние ночи перед убийством ее сын не ночевал дома, и она предчувствовала, что он занят какой-то опасной работой. Около десяти утра Каннегисер отправился в сторону Дворцовой площади.

В 10.30 Каннегисер был внутри здания, где тогда находился Наркомат внутренних дел. У швейцара он спросил, принимает ли Урицкий. Получив отрицательный ответ, стал ждать на стуле у окна. Около 11.00 подъехал автомобиль председателя ЧК. Урицкий вошел в подъезд, направился к лестнице, прошел мимо Каннегисера. Не успел тот сделать несколько шагов, как молодой человек выстрелил ему в голову из «кольта». Урицкий упал и моментально скончался.

Каннегисер тем временем бросился на улицу, обронив фуражку и оставив на месте преступления револьвер.

На допросах Каннегисер категорически отрицал, что совершил убийство по поручению какой-то партии. Следователи никак не могли смириться с тем, что Урицкого убили, исходя из личных мотивов. Настроенные всюду искать контрреволюционные заговоры, они полагали, что убийство Урицкого организовано эсерами – те в июле совершили убийство главного большевистского агитатора В. Володарского.

В первые дни расследования следователи Отто и Рикс выдвинули свою версию – о сионистском заговоре, агентом которого якобы был Каннегисер. Они полагали, что сионисты мстили Урицкому за интернационализм, и успели даже арестовать большую группу евреев. Вскоре, впрочем, их освободили, а следователей отстранили от дела.

Сам Каннегисер не отрицал, что еврейское происхождение сыграло определенную роль в его решении. По словам М. Алданова, среди мотивов убийства было и «чувство еврея, желавшего перед русским народом, перед историей противопоставить свое имя именам Урицких и Зиновьевых».

Каннегисер был расстрелян в октябре, точная дата неизвестна. На допросах он был немногословен, зато князю Меликову, у которого он «украл» пальто, написал письмо, полное искреннего сожаления о случившемся.

По материалам А. Бернштейна, Дм. Карцева

Прах Анатолия Григорьевича Железнякова, погибшего, как утверждалось, «26 июля 1919 года в бою с врагами революции от смертельной пули», был доставлен по приказу Троцкого на специальном поезде в Москву и с воинскими почестями захоронен на Ваганьковском кладбище, рядом с могилой его фронтового начальника и друга, командира 16-й стрелковой дивизии Васо Киквидзе, также ныне забытого героя…

Во время Первой мировой войны Железняков служил на Балтийском флоте и вел пораженческую пропаганду среди матросов, за что не раз был арестован. В июне 1916-го дезертировал и под вымышленной фамилией устроился кочегаром торговых судов на Черном море. Весной 1917 года Временное правительство амнистировало дезертиров царского времени, и Железняков вернулся на Балтийский флот, где активно поддержал действия большевиков. В июне 1917 года бросал бомбы в казаков и был приговорен к 14 годам каторжных работ за терроризм и покушение на жизнь защитников России. Из тюрьмы бежал в Кронштадт, где был избран в Центробалт – революционный орган моряков Балтийского флота.

«Матрос Железняк» участвовал во взятии Зимнего дворца, аресте Временного правительства, а также помогал большевикам захватить власть в Москве в октябре-ноябре 1917 года. Но известность пришла к нему после знаменитой фразы, когда, будучи начальником караула Таврического дворца, он объявил заседавшим там депутатам Учредительного собрания: «Караул устал!»