Однажды она позволила Толстому прочесть написанную ею повесть о любви, в которой фигурировали два героя – молодой «обольстительный Смирнов» и средних лет, непривлекательной наружности Дублицкий. Мнительный Толстой решил, что Дублицкий списан с него, и невыносимо страдал. Чувства все разгорались: «Я влюблен, как не верил, чтобы можно любить… Она прелестна во всех отношениях, а я – отвратительный Дублицкий… Теперь уже я не могу остановиться. Дублицкий – пускай, но я прекрасен любовью…»

Соня любила рукодельничать, охотно помогала по хозяйству.

Толстой 16 сентября делает предложение Софье: «Я бы помер со смеху, если б месяц тому назад мне сказали, что можно мучаться, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь это время. Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо». Софья Берс согласна.

Лев Николаевич считал, что секретов от невесты у него быть не должно, поэтому еще до свадьбы показал Соне свои дневники. В них было все: карточные долги, пьяные гулянки, цыганка, с которой намеревался жить вместе, девки, к которым ездил с друзьями, яснополянская крестьянка Аксинья, с которой проводил летние ночи, и, наконец, барышня Валерия Арсеньева, на которой три года назад чуть было не женился.

Сразу после свадьбы молодые уехали в Ясную Поляну. Конечно, юной Софье Толстой не мог не льстить графский титул. Она еще долго будет обращаться к мужу на «вы». Не следует забывать, что граф был всего на два года моложе собственной тещи, они вместе играли в детстве.

Первая брачная ночь заставила Соню забеспокоиться: «У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно – у меня никакой, напротив». Толстой, конечно, тоже почувствовал что-то неладное: «Ночь, тяжелый сон. Не она». Так что первые ссоры произошли уже во время медового месяца. Примирение было быстрым и страстным.

«Люблю его ужасно – и это чувство только мной и владеет, всю меня обхватило… – радуется Софья Андреевна. – Все больше его узнаю, и все он мне милее. С каждым днем думаю, что так я еще его никогда не любила. И все больше. Ничего, кроме его и его интересов, для меня не существует».

В свою очередь Толстой записывает в дневнике: «Неимоверное счастье. Не может быть, чтобы это кончилось жизнью… Я люблю ее еще больше. Она прелесть».

Боясь спугнуть свое счастье, они, стоя рядом на коленях, молили Бога продлить их блаженство.

Приятель графа И. П. Борисов в 1862 году пророчески замечает: «Она – прелесть хороша собою вся. Здраво умна, проста и нехитроумна – в ней должно быть и много характера, т. е. воля ее у нее в команде. Он в нее влюблен до Сириусов».

В Ясной Поляне Софья сразу взялась за хозяйство. Граф же начал «Войну и мир», и его жене приходилось каждый вечер переписывать начисто то, что он сочинил утром. Как пишет один из современников, «по семи раз она переписывала без конца им переделываемые, дополняемые и исправляемые произведения…».

С появлением детей в семье началась другая жизнь. Первый ребенок рождался в муках. Толстой находился рядом – вытирал жене лоб, целовал руки. Недоношенного, слабенького мальчика назвали Сергеем. «Сергулевич», – шутил Лев Николаевич. Вслед за Сергеем родилась Татьяна, потом появились на свет Илья, Лев, Мария, Андрей, Михаил, Александра, Иван. Еще четверо умерли в младенчестве.

Софья Андреевна ведет хозяйство безупречно: всех обшивает, сама издает сочинения мужа, принимает подписку, судится с мужиками, которые рубят барский лес. Бунин с нескрываемой симпатией пишет о жене писателя: «Софья Андреевна нравилась мне своей высокой, видной фигурой, черными, гладко зачесанными блестящими волосами, подвижным привлекательным лицом, выразительным крупным ртом, улыбкой и даже манерой присматриваться, щурить большие черные глаза. Настоящая женщина-мать, хлопотливая, задорная, постоянно защищающая свои семейные интересы, наседка!».