Выдающийся филолог Михаил Нестерович Сперанский полагал, что в этом нельзя видеть «развязанность фальсификатора, уверенного, что его подделка не будет раскрыта покупателем». Бардин «делал копии в старинном стиле с рукописей и потому не стеснялся выставлять на них свое имя. Тут, стало быть, никакого желания обмануть не было, а был только антикварный курьез, который так или иначе окупал его труд и давал ему прибыль» и при этом позволял ему оставаться честным человеком.

Все созданные Бардиным рукописи нашли своих владельцев. Среди его клиентов были ученые, государственные деятели, купцы, коллекционеры, представители разных социальных групп и слоев. Многие, подобно историкам и археографам К.Ф. Калайдовичу и П.М. Строеву, знали, что приобретают подделку, но покупали ее как материал, как курьезные и любопытные вещи, отражающие общественное настроение, отношение и интерес к отечественной старине. Немало рукописей приобрел у антиквара историк Михаил Погодин, оставивший самые полные сведения о знаменитом московском фальсификаторе.

Московский купец Антон Иванович Бардин умер в 1841 году. В некрологе в журнале «Москвитянин» Михаил Погодин отметил, что «покойник А.И. Бардин был мастер подписываться под древние почерки».

В начале февраля 1853 года в Петербурге хоронили тайного советника, камергера Двора Его Императорского величества Александра Гавриловича Политковского. Гроб с телом покойного был выставлен для прощания в самом большом зале его дома. Отдать последнюю дань коллеге пришли члены комитета о раненых, чиновники военного министерства. Около дома постоянно дежурила толпа людей. Многие плакали.

Все было чинно до того момента, когда один из бывших подчиненных Политковского, циник и прожигатель жизни Путвинский, склонившись над гробом, вдруг не хлопнул усопшего по животу и не воскликнул: «Молодец, Саша! Пировал, веселился и умер накануне суда и каторги! А нам ее не миновать!» Слова его в тот же день разлетелись по всему Петербургу. Многие решили, что Путвинский находился в сильном подпитии, и даже чуть ли не в белой горячке.

Для отпевания гроб с покойным чиновником перевезли в Никольский морской собор. На роскошном катафалке, окруженный орденами на атласных подушечках, гроб был оставлен открытым в ожидании церемонии отпевания, запланированной на 4 февраля. Однако следующий день произошли события, взбудоражившие весь Петербург. Около полудня полицейский отряд прибыл в Николаевский собор и освободил его от публики. Гроб сняли с катафалка, покойника переодели в обычный фрак и перевезли на отпевание на Выборгскую сторону, в храм на окраине. Камергерский мундир и ордена тайного советника Политковского были отправлены в резиденцию полицмейстера. Распоряжением властей была запрещена публикация большого некролога Политковского в газете «Русский инвалид».

Меры, направленные на забвение памяти усопшего, показались обществу того времени неслыханными. Что же произошло и чем провинился перед государством чиновник?

Александр Гаврилович Политковский родился в 1803 году в дворянской семье среднего достатка. После учебы в пансионе при Московском университете, он поступил на службу в цензурный комитет Министерства внутренних дел. Его современник В. Инсарский так отзывался о Политковском: «…это был небольшой, пузатенький, черноватый господин, не представлявший в своей наружности ничего замечательного, за исключением манер, самоуверенных в высшей степени».

В начале тридцатых годов Политковский оказался в числе любимцев генерала Александра Чернышева, вскоре получившего пост военного министра. Политковский был назначен директором канцелярии комитета «18 августа 1814 года», призванного заботиться о ветеранах и инвалидах Отечественной войны 1812 года. Этот комитет оплачивал проезд раненых и больных солдат и офицеров, назначал пенсии военным инвалидам и приходовал деньги, поступавшие от благотворителей.