Наскоро разложив в номере свои вещи, она, не помышляя об отдыхе, спустилась в холл и, расспросив служащего о нужном ей адресе, поспешила пройти на чашку чая, чтобы дождаться обещанных ей в путь лошадок. Егора она увидела сразу, как вошла, да и знакомый уже голос подтвердил ей, что это именно он. Стараясь быть как можно менее заметной, быстро прошла вглубь зала и села подальше, буквально прикрыв себя уже занятым гостями столиком. Для всех она была Громова Дарья Дмитриевна, урожденная в этих краях и отправленная в малые годы на обучение в пансион. Папенька ее меньше года назад уехавший за границу и не дававший о себе знать, оставил дочери богатое состояние в виде процветающей усадьбы и вложенных в бизнес ценных бумаг. Домом управляла экономка, рачительная пожилая дама, знававшая хозяев с их рождения, потому, как и сама воспитывалась при нем, и проводившая в путь иной ни одного домочадца. Она не позволяла себе безрассудства и расточительности, и содержала хозяйство в бережливости, но и в заботе, своевременно предотвращая его от разрушения. Поскольку отъезд хозяина был скорым и по большей части незапланированным, то многие указания сделаны им не были. Приходилось действовать, самостоятельно принимая решения, записывая на листочках причины таких ее поступков и связанные с ними затраты. Матушка-хозяюшка простилась с ними давно, не пережив чахотки и страданий от потери детей. Единственной надеждой на обретение счастья в этом доме было возвращение старшей хозяйской дочери. Она родилась еще в первом его браке, и к хворям вроде бы была не предрасположена. Родительница ее, болезная другой оказией, сбежала с заезжим иноверцем в чужие края, чуть отойдя от родов первенца, заниматься которым не посчитала для себя необходимым. Тем не менее, девочка росла добрая, ничем не озабоченная, и к ее пяти годам, папенька, не чаявший в ней души, решился на обучение дочери наукам, за получением коих и отправил ее в пансион. Что уж там произошло, никто так и не признался. Только через два с небольшим года девочка пропала. Горе отца было столь безгранично, что пустился он во все тяжкие, и горькую попивал изрядно, и дебоширил, теряя друзей и соратников, да и капиталец свой чуть в конец не промотал на кутежи и бездейство. И как знать, до чего могло бы дойти дело, но вовремя подвернулась ему молодуха, увлекшая новой мечтой и вселившая надежду на то, что не все еще потеряно. Некоторое время и правда все складывалась, как нельзя лучше, но как только молодая жена начала рожать, горе вернулось в дом, забирая одного за другим, как малых, так и старых. Вот так, дожив до своих неполных пятидесяти и оставшись один-одинешенек, получил он однажды письмо из далекой страны, излагающее, будто видели там его Дашеньку, сначала махонькой, а потом и подросшей. Немало не сомневаясь в подлинности полученной информации, сорвался он в путь-дорожку на поиски единственного оставшегося родного человечка. Да пропал и сам. Ни писем не слал, ни сам не объявлялся.

Задача у Даши была не простая, нужно было не только расположить всех к себе, но и в короткие сроки заручиться их поддержкой и посильной помощью. А наряду с тем, что существовал ряд ограничений в выборе способов решения ее проблем, ей необходимо было найти на месте другие, более простые методы, никого при этом, не напугав и не причинив более тяжких последствий. Привлекать к своей работе кого-то извне она также не могла, да и посвящать, кого бы то ни было, не представлялось возможным. При всем при этом она должна была оставаться естественной и не вызывать своими действиями никаких подозрений. О Егоре, в отличие от своего отца, она ничего не знала, поэтому и не стремилась обратить на себя его внимание, и уж тем более не рассчитывала в первый же день своего прибытия столкнуться с ним нос к носу. Потому, как только подали лошадей, поспешила покинуть трактир, обходя присутствующих в нем едоков, не через центральный проход, величественно ступая, а окольно огибая столики, чуть отвернувшись от гостей, будто занята разглядыванием интерьера. Тем не менее, стоило ей выйти на крыльцо и пройти к коляске, как она очутилась в поле его зрения, и, не смотря на занятость беседой, он ощутил, как сквозь его тело со сверхзвуковой скоростью стремительно пронесся разряд молнии. Не сразу осознав, что это не сон, и слыша через приоткрытое окно, как она называет нужный ей дом, он вскочил и без объяснений сотоварищу своего внезапного бегства, ринулся к своим мирно жующим сено лошадкам. Вскочив же на спину одной из них и крикнув Ваньке оставаться на месте, пустился во весь опор, догоняя свою мечту…