Она влезает в окно и быстро обнимает меня.

– Я тоже тебя люблю.

Слава богу, Гриффин не двигается с места.

Через несколько минут я уже лечу по трассе I-20 в Шривпорт.

К тому моменту, когда я добираюсь до бабушки, у меня не остается никаких сил. Смотрю на себя в зеркало заднего вида и едва не вскрикиваю от ужаса при виде незнакомки с размазанными по всему лицу следами туши. Нос покраснел, глаза опухли, на рубашке, я уверена, полно засохших соплей.

Слава богу, свет почти нигде не горит, – значит, есть надежда, что никого, кроме бабушки с дедушкой, в доме нет. Тут запросто можно наткнуться на спящие тела прямо под дверью. Из восьми детей бабушки с дедушкой шестеро живут здесь, в Шривпорте, четверо из них – в соседних кварталах. И хотя можно подумать, что на ночь они расходятся по домам, обычно этого не происходит. Однако сегодня вечером дом выглядит тихим.

Я припарковываюсь на улице, хватаю сумку с заднего сиденья, дохожу до крыльца и останавливаюсь. Я не могу в таком виде зайти в дом. Бабушка позвонит родителям, и они с ума сойдут, узнав, что я не сразу приехала сюда, и расстроятся из-за Гриффина. Они любят его. Несмотря на все свои безумные правила, они уже считают его членом семьи.

Подложив под голову сумку вместо подушки, я ложусь на темные ступеньки и разглядываю полную луну. Сейчас мне хочется одного – оказаться в объятиях мамы и плакать. Целый год. Столько мы с Гриффином были вместе. Целый дурацкий год.

Чего мне не хватает? Мы оба были сосредоточены на учебе. Оба подыскивали колледж и готовились к поступлению. Я думала, наши отношения делают нас обоих счастливыми.

А оказалось, что он не получал удовольствия со мной.

– Ты собираешься ночевать здесь или все же зайдешь в дом и расскажешь мне, что случилось?

Я едва не падаю со ступеньки, когда надо мной склоняется лицо бабушки.

– Бабуля! – Я вскакиваю и бросаюсь в ее объятия, чудом не опрокинув нас обеих.

Она гладит меня по спине. Я снова начинаю плакать.

– Ну-ну, пойдем в дом, расскажи мне обо всем.

Мы заходим внутрь, держась за руки, и идем прямо на кухню – в сердце дома. Большая светлая комната с кучей шкафов и полочек. Огромный холодильник из нержавеющей стали, увешанный магнитами и наклейками, в котором, я знаю, все полки забиты едой. Вдоль стены стоит ряд барных стульев, а у окон, выходящих на соседний двор, – огромный деревянный стол. На нем всегда располагается ваза со свежими цветами.

Это моя любимая комната в доме.

Бабушка усаживает меня на барный стул, отрезает кусок самого вкусного на свете шоколадного торта. Здесь всегда всем хватает угощений, и сегодняшний вечер – не исключение.

– Не думаю, что ты плачешь от разлуки с мамой и папой. Наверно, дело в этом мальчике. Как его зовут?

– Гриффин, – бормочу я.

– Точно, Гриффин. Расскажи мне, что случилось.

Я медлю, прежде чем откусить кусочек торта. Мы с бабушкой всегда были близки, но никогда не разговаривали о моей личной жизни.

Она замечает мое смущение и говорит:

– Я вырастила четырех дочерей и, поверь, выслушала кучу драматичных историй о разбитых сердцах, рассказанных прямо на том же месте, где ты сейчас сидишь.

Я прыскаю со смеху. Бабушка гордится своей способностью чинить все, что ломается в этом доме, неважно, что именно сломалось. Она просто не может по-другому.

Она наливает мне стакан молока, и я наблюдаю за ее перемещениями по кухне. Через неделю с небольшим ей исполнится семьдесят пять лет, но ей ни за что столько не дашь, потому что седых волос у нее мало и кожа в очень хорошем состоянии. Она до сих пор может носить огромные пакеты с грунтом и сажает рассаду, хотя дедушка и нервничает из-за этого.