Это понимали и опытные дипломаты союзников. 27 ноября 1917 года английский посол Дж. Бьюкенен телеграфировал в Foreign Office: «Моим единственным стремлением и целью всегда было удержать Россию в войне, но невозможно принудить истощенную нацию сражаться вопреки ее собственной воле… Для нас требовать своего фунта мяса и настаивать на том, чтобы Россия исполнила свои обязательства, вытекающие из соглашения 1914 года, значит играть на руку Германии…»[65].
Но союзные правительства, как известно, предпочли не прислушиваться к голосу разума, а сыграть на руку Германии, категорически отвергнув идею мирных переговоров.
А ведь Россию, действительно, уже невозможно было принудить воевать. Более того, крестьянство, одетое в солдатские шинели, и получившее в руки оружие, требовало земли. Вся политика 1917 года укладывалась в простые формулы:
Армия требует мира и земли.
Любое правительство, вставшее у власти, удержится только в том случае, если удовлетворит эти требования.
Дать землю, не дав мира, невозможно. В противном случае армия начнет стихийную демобилизацию – уйдет с фронта делить землю.
Тем не менее, большевистское правительство вело линию на всемерное затягивание переговоров. Несколько раз по инициативе большевиков в переговорах объявлялся перерыв, который использовался для предания гласности хода переговоров и условий, выдвигаемых сторонами. Одновременно большевики развертывали революционную агитацию среди немецких солдат. Петроградское телеграфное агентство распространило в конце декабря воззвание к немецким солдатам, в котором они призывались «не подчиняться приказам и сложить оружие». Это, естественно, вызвало резкое неудовольствие германской дипломатии.[66]
В свою очередь, большевики были также крайне недовольны грабительскими аннексионистскими требованиями немцев, и готовились к разрыву переговоров.
На совещание представителей общеармейского съезда по демобилизации 17 (30) декабря 1917 года приехали Ленин, Троцкий и Крыленко. В их выступлениях было заявлено, что дело с заключением мира «почти безнадежно, так как немцы наотрез отказались признать принцип самоопределения народов; поэтому Совет народных комиссаров считает необходимым во что бы то ни стало восстановить боеспособность армии и получить возможность продолжать войну»[67]. Однако полная небоеспособность армии была очевидной.[68]
После очередного перерыва в переговорах главу советской делегации А.А. Иоффе сменил нарком иностранных дел Троцкий. Новая делегация даже по дороге в Брест-Литовск распространяла среди немецких солдат листовки против войны.[69] Убедившись в невозможности вести революционную войну, и в то же время не желая согласиться с немецкими условиями, 13(24) января 1918 года ЦК большевиков принял официальную директиву Троцкому всячески затягивать подписание мира.[70]
В конце концов 10 февраля 1918 года Троцкий заявил, что Советская сторона выходит из войны, но отказывается от подписания мира на германских условиях.
18 февраля, чтобы принудить большевиков вернуться за стол переговоров, главнокомандование германской армии возобновило боевые действия на Восточном фронте. Немецкие правящие круги в конце концов вынуждены были использовать против неуступчивых большевиков крайнее средство – возобновление военных действий и наступление. Фронт рухнул и покатился на Восток. И лишь тогда большевистскому правительству ничего не оставалось делать, как уступить германскому ультиматуму.