– На этой земле есть отпечаток того же следа. Видите, характерный скос на каблуке и зазубрина. Ни в ту, ни в другую сторону дороги дальше следов нет. Из чего я могу предположить, что грабители не ушли пешком, а уехали. Если они ехали на телеге, то вряд ли с намерением украсть Вашу верёвку, мадам Ращупкина. Скорее всего, она им понадобилась неожиданно, по дороге. Но для чего?

– Для чего? – хором переспросили Лепихин с Ращупкиной.

– Вопрос, – Аладьин потёр лоб.

– Василий Кириллович, а что, если они хотели связать жертву? – предположил Иван.

– Для этого верёвку готовят заранее, а не ищут по дороге, – заметил Аладьин, – Обойдёмся без жертв. Всё было гораздо проще. Ночь. Два мужика везут на телеге груз. Телегу трясёт, груз рассыпается. Нужно его связать. Но нечем. И тут они замечают висящую между столбов верёвку! Крадут её. Перевязывают ею поклажу и уезжают.

– Блестяще! – воскликнул Лепихин.

– А мне-то что теперь делать? – возмутилась Ращупкина.

– А Вам, уважаемая, впредь не оставлять верёвок без присмотру.

– Тоже мне, умник нашёлся! – насупилась она и обиженная пошла в дом.

– Ух, лихо Вы всё раскрыли, Василий Кириллович! – радовался Иван, – Можно возвращаться в управление.

Аладьин почесал подбородок:

– Если честно, меня смущает эта куча земли. Она не вписывается в общую грязь на дороге. Словно её просыпали здесь. И сделали это именно ночью, поскольку на ней отпечатался след вора. А, может, она просыпалась из их груза?

– Что ж Вы полагаете, что мужики землю везли? – удивился Иван и рассмеялся, – Да на чёрта бы она кому сдалась! Вон её кругом сколько!

– Может быть, она какая-нибудь особенная? – Аладьин присел и начал разгребать землю руками.

Кое-где в ней попадались мёрзлые комочки, глинистые прожилки и крошечные крупинки, похожие на чешуйки слюды. Аладьин вынул из кармана платок и завязал в него горсть земли. Выпрямился, отряхнул руки и сказал:

– Едемте в управление.

Плотник Кузьма встретил их широким жестом руки:

– Ну, господа полицейские, принимайте работу.

– Ух, ты! – восхитился Иван, разглядывая новый стеллаж во всю стену от полу до потолка.

– Молодец, Кузьма, – Аладьин уважительно пожал плотнику руку, – Не подвёл. Мастер!

– На том стоим, барин, – гордый собой задрал бороду плотник.

– Мы сюда теперь все папки разложим? Да? – догадался Лепихин, – А шкаф куда?

– А выбросим эту рухлядь, – предложил Аладьин, – К чему он теперь? Столько места занимает.

– Да что Вы, барин? – всполошился плотник, – Шкаф-то хороший. Старый, добротный. Лаком покрытый.

Василий наклонился к Ивану:

– А чей шкаф?

– А бес его знает, – развёл тот руками, – Сколько служу, он всё тут стоит.

– Слушай, Кузьма, а забирай его себе! – широким жестом разрешил Аладьин.

Плотник оробел:

– Как, забирай?

– Считай, что это оплата за твою работу.

– Что ты, барин, я столько не наработал. Шкаф-то, почитай рублей десять стоит!

– Забирай, Кузьма, – настойчиво повторил Василий, – Пока я не передумал.

– Заберу! – тут же согласился плотник и засуетился, – Вот спасибо-то! Славный барин. Век не забуду! Такой добрый шкаф… Я только за подмогой сбегаю; одному-то мне с им не совладать. А ты, барин, точно, не передумаешь?

– Сказал, забирай.

Вечером прибежала Акулина. Принесла выстиранные занавески.

– Надо же, – поразился Лепихин, – Оказывается, они белые!

– Руки у Вас золотые! – похвалил её Аладьин.

Она зарделась, прикрывая лицо кончиком платка. И вдруг достала из-за спины миску:

– Я тут пирожков Вам принесла, Василий Кириллович. А то Вы цельный день весь в работе. Голодный, небось.

– А с чем пирожки-то? – потянул носом Иван.

– С картошкой.